Незнакомая Шанель. «В постели с врагом» - Наталья Павлищева

«У меня буквально волосы встали дыбом, тем более что, взглянув в сверкающие глаза доцента, я увидел, что он – хотя и говорил холодно и сухо – просто-напросто опьянен собственным докладом. Украдкой я посмотрел на Гиммлера – он, казалось, как и я, не без содрогания слушал объяснения. Его явно испугала собственная решимость. Гейдриха же все это, видимо, мало трогало. К моему ужасу, докладчик вытащил из кармана две бутылочки и поставил перед нами на стол. С испугом рассматривал я бесцветную жидкость и боязливо посмотрел на горлышко бутылок – оно было заткнуто стеклянной пробкой, которую можно было использовать как капельницу. Наконец Гейдрих прервал поток красноречия разговорившегося ученого словами: «Благодарим вас, подождите нас в коридоре».

Представьте себе состояние Шелленберга, который был вынужден таскать с собой целых два пузырька этой дряни, зная, что если хоть одна из пробок откроется, то лично ему уже не спастись, останется только раскусить ту самую ампулу с цианистым калием, что запломбирована в зубе, или застрелиться, чтобы не мучиться.

«...Вернувшись к себе в кабинет, я тут же запер их в своем сейфе. Я отключил сигнальную систему и телефон и изнеможенно опустился в кресло. Что мне было делать? Мысли кружились как карусель. Два или три раза я подходил к сейфу, чтобы убедиться, там ли еще эти дьявольские бутылки. Внезапно я спросил себя, почему этот кошмарный человек дал тебе сразу две бутылки, если достаточно одной капли?.. А не хотят ли тебя использовать в качестве подопытного кролика для испытания средства будущей бактериологической войны?

...А что будет, спрашивал я себя, если на таможне у меня найдут эти бутылочки? Просто оставить их где-нибудь или выбросить в реку было невозможно – это было бы преступлением. Содержимого их хватило бы, чтобы отравить систему водоснабжения целого города с миллионным населением.

...Д-р Шт. сообщил, что содержимое их будет «жизнеспособным» самое большее два года. Стальные капсулы могли пролежать в море двадцать-тридцать лет. Таким образом, я мог со спокойной совестью бросить их в море.

Я срочно связался с руководителем технического отдела. Он глубокомысленно взглянул на бутылочки, которые я осторожно поставил перед ним на письменном столе. После этого он сказал, что считает возможным изготовить такие стальные капсулы, но это займет тридцать шесть часов. То, что я слышал теперь, было мне гораздо приятнее, чем лекция, прослушанная несколько часов назад. «Я достану вам две стальные капсулы, выложенные изнутри каучуком. Эластичная прокладка защитит их от любого удара и так плотно охватит горлышко бутылок и пробку, что раскрыться они не смогут. Если все же возникнет опасность утечки, жидкость впитается в пористую массу. Кроме того, стальные капсулы будут так завинчены, что предохранительный запор сделает невозможным случайную разгерметизацию».

Так, рискуя жизнью, Шелленберг героически привез отраву в Лиссабон и спрятал в сейф уже там.

Чем все закончилось? А ничем. Через пару недель, убедившись, что Штрассера в Лиссабоне нет, Шелленберг с облегчением унес ноги от сейфа с бутылочками, поручив своим агентам, если Отто не появится в ближайшие недели, попросту выбросить капсулы в море, ни в коем случае не вскрывая. Штрассер, как вы знаете, уцелел, значит, ампулы с бактериологическим оружием до сих пор где-то в заливе? А если д-р Шт. ошибся и оно жизнеспособно не пару лет, а очень долго? Вдруг какому-то кладоискателю придет в голову достать их и отвинтить крышку капсулы? Ой, что будет....

Но тогда Штрассер с Лиссабоном уцелели, Шелленберг тоже, а Гитлера уже занимали другие проблемы.

Пока не прочитала «Лабиринт», не могла поверить, что глава внешней разведки может как мальчишка ввязаться в операцию вроде «Модной шляпы», ведь доверить попытку организации связи с Черчиллем пожилой женщине вроде Шанель Гейдриху, например, едва ли пришло бы в голову, а Шелленбергу вполне могло. Знаете, как резюмировали свои впечатления следователи англичан, а потом и Нюрнбергского процесса после многодневных допросов Шелленберга? Он, мол, незаслуженно вознесен нацистской властью.

Хорошо, что этого не читал сам Шелленберг! Он-то мнил себя главной фигурой мировой разведки.

В мае 1945 года Вальтер Шелленберг оказался в Норвегии, потому и остался жив. Там он договаривался о капитуляции. Не буду утомлять вас перечислением мытарств бедного Вальтера по тюрьмам союзников, скажу только, что после некоторой торговли по поводу, кому он насолил больше других, победили почему-то англичане (может, боялись, чтобы любитель покрасоваться на допросе у других не ляпнул чего-то лишнего?), забрали его к себе и долго добивались правды.

Если Вальтер Шелленберг действительно выглядел в те дни так, как получился на фотографии, то он мог и не сдаваться, а просто уйти в никуда. Этого типа с внешностью несчастного беженца едва ли приняли бы за главу разведки рейха. В лучшем случае инженер, немного отсидевший в концлагере, отощавший, плохо выбритый и замученный то ли нацистами, то ли совестью.

Но он предпочел сдаться сам и честно отвечать на все вопросы следователей. Почему? Считал, что союзники не посмеют его наказать, ведь он всего лишь разведчик? Или все же так допекла больная печень, что уж лучше в тюремном лазарете, чем без медицинской помощи на воле? Он действительно был смертельно болен, и пока был жив Гейдрих, хоть по его приказу лечился. А после вообще себя забросил. В результате сделанная операция не помогла, было поздно.

На последних фотографиях Шелленберг снова не похож на себя, никаких пухлых губ, одно страдание. Жалко? Есть немного, все же он не такой палач, как Гиммлер или Геббельс, да и симпатичные они с Табаковым...

После освобождения из тюрьмы по медицинским показаниям жил сначала в Швейцарии, а потом был вынужден перебраться в Италию, в Палланцу, где ему виллу купила якобы Шанель.

Клаус Харпрехт в предисловии к мемуарам Шелленберга очень тонко подметил мучения бывшего шефа нацистской разведки, причем мучения не столько физические, сколько моральные:

«Италия предоставила ему убежище. Она согласилась впустить его, хотя и не без колебаний и бюрократических проволочек. Но самое худшее было в другом: власти страны, оказавшей ему гостеприимство, не обращали на него почти никакого внимания, довольствуясь весьма поверхностным наблюдением, так как, по-видимому, никто не предполагал, что этот больной человек может представлять для страны какую-либо опасность или хотя бы неудобство. Такое пренебрежение было для Шелленберга, пожалуй, самым тяжким ударом. В свое время он играл крупную роль, а теперь, всего через несколько лет, он очутился в положении вышедшего из моды актера, которому никто не хотел верить, что он когда-то был одним из главных персонажей эпохальной трагедии. Однако Шелленберг не бросил игру. Он создал себе искусственный мир. Ему постоянно казалось, что за ним следят тысячи глаз. Разумеется, он полагал, что итальянская полиция и английские или французские агенты следят за каждым его шагом. На самом деле, после выхода на свободу он пытался без особого успеха восстановить некоторые из старых звеньев своей службы. Если верить его сообщениям, он послал одного из бывших сотрудников швейцарской разведки к великому муфтию Иерусалима; однажды он показал дружеское письмо одного жителя Востока, который к тому времени давно нашел убежище в Египте. В 1951 году он сам предпринял поездку в Испанию, чтобы возобновить связи с эмигрировавшими туда руководителями СС; он использовал этот визит также для примирения со своим старым соперником – Отто Скорцени».