Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко

Против обыкновения, Алера на достигнутом не остановилась и отшвырнула кружавчики следом за рубашкой и штанами. Открывшееся под ними тело не выглядело ни натертым, ни иным образом пострадавшим, а смотрелось вполне себе неплохо.

Маг честно отвернулся и пошел к лошадям. Накинул удила на вербяные ветки, и лошади, кажется, тут же уснули. Потом Тахар пнул бездыханное тело эльфа, извлек из котомки баклажку с квасом, тушеного кролика и пироги, которыми очень довольные, хотя и очень страдающие с утра жители Неплужа щедро одарили нежданных гостей.

Мельком глянул на Алеру, качающуюся на воде у берега, еще раз ткнул Элая в бок.

– Убей меня, – пробормотал тот, открывая глаза. – Тогда мне не нужно будет шевелиться. Или исцели. Только быстро и безболезненно. У тебя же есть подходящее заклинание? Я знаю, что нет, но ты скажи, что есть, ладно?

Тахар разделил на три части мясо, плеснул кваса в три кружки, взял пирожок.

– Не припомню что-то. Из всех способов, избавляющих от утренних страданий, у меня есть лишь добрый совет: вчера не пить. Но зато я знаю заклинание, которое на долгое время обездвижит твои руки. Хочешь? Я могу подновлять его по мере надобности.

Элай скривился, медленно перекатился на бок:

– Отстань. Я почти спал.

Маг протянул эльфу кружку с квасом. Тот осторожно сел, стал пить маленькими глотками.

Некоторое время оба молча смотрели на Алеру, которая дремала в воде у самого берега, уткнувшись лбом в ладони. Ей было уютней всех, пожалуй, она-то утром спала без всяких «почти» и нахальное облапывание пропустила. Возможно, даже не вспомнила, что проспала всю ночь в непотребной близости к Элаю и под одним одеялом с ним.

Тахар доел мясо, взял еще один пирожок, улегся на живот.

– Ты знаешь, Элай, мне до конского хвоста, чем вы там занимались в Эллоре с эльфийками. Но сделай нам всем любезность: не втягивай в свои открытия Алеру. Потому что! – Увидев, что Элай пытается что-то сказать, маг повысил голос до громкого шепота: – Потому что она тебе не эльфийка на одну ночь, которая с утра уберется с глаз долой, а потом постесняется сделать тебе неудобно, понимаешь это? А ничего большего у вас все равно не получится, я даже на две ночи не поставлю. Ты не сможешь быть с ней, потому что будет сложно – а сложно тебе не нужно, она не сможет быть с тобой, потому что тебя только бдыщевая матерь поймет, и Алера – не она, а я вас обоих буду невыразимо раздражать, потому что был рядом и никого из вас не смог изменить для удобства другого. Так вот, я не собираюсь принимать участие в этом стихийном бедствии, вытирать ей сопли и наблюдать, как мои друзья перестают быть друзьями. Потому что! – снова повысил он голос, когда Элай опять попытался что-то сказать. – Потому что все закончится быстро и трагично, и конем отпущения для обоих буду я, поскольку это же я ошивался рядом и не сделал всем хорошо. И в оконцовке нас всех – всех! – разведет по углам, и не будет больше ничего. А мне, знаешь, очень дорого то, что есть. И еще, знаешь, да, это заготовленная речь, я еще год назад понял, что у меня непременно появится случай тебе ее сказать. Рад, что оказался столь прозорлив, но иди под бдыщев хвост и даже не начинай. Друзьями быть у вас получается, вот так оно пускай и остается.

Эльф взял кусок мяса и принялся жевать, старательно не глядя на Алеру.

– Знаешь, Тахар, твои друзья – они вроде не идиоты, ну разве только Рань им был, и тот, видно, больше хитрый, чем дурной. – Элай бросил в кусты шкурку. – Я утром очень удивился, между прочим, и даже почти испугался, хотя вообще-то я очень бесстрашен. И я все это время пытался тебе сказать, что сам все понимаю, и ни на чей хвост мне эта драма не нужна, и ты можешь ни о чем таком не тревожиться, дорогая тетушка, то есть дорогой мой заботливый друг. Твои подозрения совсем беспочвенны!

– Тогда прекрати на нее пялиться, – проворчал маг, – и нагуливать почву.

Элай фыркнул и улегся на траву.

– Ну и ты прекрати.

Тахар смутился, отвернулся. Мало ли что. Не каждый день девушки раздеваются в десяти шагах от тебя.

– Я просто так, – буркнул он. – Без всяких непристойных мыслей.

– Так и я без них, – пожал плечами эльф и закинул руки за голову.

* * *

Путь продолжили после очень долгого перерыва, и вскоре после полудня стало ясно, что впору заворачивать в ближайшее поселение в поисках лекаря. Целительная сила прохладной воды в озерце оказалась больше вредительской, и теперь Алера надсадно кашляла и усердно шмыгала носом. Ближе к закату ее стало колотить, и теперь на нее с неподдельной тревогой косился даже Элай.

– Тахар, что у тебя есть от застуды? – наконец подал он голос.

– Вера в молодое здоровое тело, – буркнул маг.

– Замечательно, – вздохнул Элай. – Ты делаешь столько составов для лекарей, что ничего не остается для себя?

– Это же застуда! – огрызнулся Тахар. – Какие еще составы от застуды? Вот от кровотечения – есть у меня, от сна есть, от вялости… м-м-м, от беспокойства, болей, зуда. Даже от ядов змеиных есть – хочешь?

– Нет, не хочу. Хочу найти деревню, а то эта злыдня того и гляди рухнет с лошади и сломает себе шею.

– И не мечтай, – чуть слышно отозвалась Алера и снова опасно покачнулась.

Про себя, конечно, решила, что очень даже дождутся, пожалуй, в самом ближайшем времени.

Минувшей зимой она и Рань, воодушевленные какой-то ерундой, о которой уже невозможно вспомнить, целую ночь потратили на строительство снежной крепости перед божемольней. У них получилась замечательнейшая крепость, с высокой стеной, башенками и длинным рвом, из которого врагам грозил кулаком снежный водник, на стенах ее стояли снеговики с копьями-ветками, а осаждали крепость снеговики-великаны с рогами.

Главное же очарование крепости заключалось в том, что «холм», на котором она стояла, целиком завалил дверь божемольни, потому поутру жрец никаким образом не мог попасть внутрь, и от его ругани звон стоял на весь поселок.

Алера после этого свалилась с грудной горячкой, и болезнь страшно ее угнетала, вместе со всеми этими склянками, горькими настойками, болью и кашлем, заботливо вьющейся вокруг Шисенной, причитаниями Истри, – все вызывало глухое раздражение, тихую ярость и громкое ощущение собственной беспомощности. Но, оказывается, болеть дома – очень даже хорошо!

Куда как неприятней – занедужить в пути. Когда под задом – твердое седло, впереди – пустая дорога, в котомке нет нужных лекарств, над головой – крыши, а карта говорит, что до ближайшего жилья еще много переходов. Если где-нибудь и притаилась крошечная деревенька, не обозначенная на карте, то она осталась незамеченной среди холмов.

В конце концов путники развернули коней к лесу.

Пока Тахар разводил костер и выламывал лапник, Алера сидела, привалившись к дереву, и сосредоточенно тряслась.

– Признаки жизни есть, – ворчал Элай, роясь в котомках. – Это радует. Похороны нас бы сильно задержали.