Шпилькой по хамству - Лана Легкая

Ярослав

***

Мой телефон разрывает звонок, я показываю жестом собеседникам, что это важно и отвечаю:

– Да, малыш, все хорошо? Почему ты звонишь, а не мама? – спрашиваю я волнуясь.

Лерка, как обычно, меня не слышала и, оставив все вопросы без ответа, начала тараторить:

– Пап Яр, мама попросила, чтобы ты, когда к нам поедешь, заехал в магазин и купил одежду для мальчика.

Я слышу, голос Маши:

– Яр, на два года. Слышишь?

– Скажи маме, что я слышал. Куплю обязательно, буду через два часа. Лер, тебе швы сняли?

– Не-е-ет, там такие ниточки, они сами исчезнут, – тоном знатока посвятила меня Лерка.

– Ну, хорошо, скоро расскажешь. Пока, ждите. – Я сбрасываю вызов. – Извините, дочь, ей недавно удалили аппендицит, – зачем-то рассказываю об этом собеседникам. И что я вообще оправдываюсь? Мне эта встреча и даром не нужна.

– Мы все понимаем, – отвечает один из моих присутствующих. – Семья – это главное.

Я киваю в знак согласия.

В течение следующих десяти минут мне тонко намекают, что стоило бы избавиться от своего коммерческого директора – Киселева Леонида. Мне деликатно объясняют, что Федоров Сергей Дмитриевич, колбасный король всея Руси, передает привет и наилучшие пожелания с надеждой, что его просьбу исполнят.

М-да, нажил же Киселев себе проблем.

– Думаю, вам пора. – Я поднимаюсь из-за стола.

– А как же наша просьба?

– Передайте Федору Сергеевичу и Каролине мой привет.

– А Киселев?

– А Киселев продолжить исполнять свои обязанности. Доброго вам дня. – Я указал на дверь и подал пример визитерам – первым покинул кабинет.

В ближайшем магазине детской одежды, схватив консультанта за локоть, потащил к вешалкам, по пути обозначая, что мне требуется. Девочка быстро накидала полную корзину и отправила к кассе.

По дороге к кассе прихватил маску Донателло. Все же я смог Лере привить любовь не только к принцессам, но и к Черепашкам-ниндзя.

Не так давно она пришла домой и заявила, что круто быть каратистом, испробовав прием, подсмотренный у Джеки Чана и тренированный на мне, а после на своем соседе по парте. Нас, конечно, вызывали в школу, где я краснел как маков цвет под пристальным взглядом директрисы, да и дома получил по полной от Нимфы.

Если вы думаете, что она меня с легкостью простила еще тогда, когда я прокрался к ней в кровать, вспомнив совет Леры, то вы глубоко ошибаетесь. Меня выгнали с ругательствами в спину, выставив на площадку, кинув вдогонку кроссовками. Но это уже было неважно, я знал самое главное: она меня любит. И не собирался отступать!

Пришлось брать настойчивостью и пошагово зарабатывать доверие обратно. Потратил на это больше, чем рассчитывал, но Новый год я уже встречал с Машей у ее родителей, хотя бы в роли друга.

Каждую возможность быть рядом с Машей использовал по полной. В пятницу сразу после работы мчался к ней. Пару раз провел выходные под Машиным подъездом, ожидая, когда она спустится и мы сможем поговорить спокойно.

Павлуше же пришлось доступно объяснить, что, если он хочет сохранить место, пусть даже не думает приближаться к Маше ближе, чем того требуют рабочие моменты. Человек-хорек оказался исключительно смышленым и перекинул внимание на Наталью, которая благосклонно принимала все его ухаживания. Скорее всего, сказались мои букеты, которые Нимфа ей усердно передаривала.

При встрече с родными Маши хотел сказать спасибо Максу, но он на меня так посмотрел, мол, не знаю ничего, это был не я. Это, наверное, единственный человек из семьи Некрасовых, кто до сих пор смотрит на меня с подозрением.

Я залетаю на третий этаж в отделение хирургии, Леркина палата первая справа, распахиваю дверь.

– Привет, девчонки… – Застываю на пороге, глядя, как Нимфа бережно держит на руках малыша. – А это кто? – интересуюсь.

– Это Сеня, – громко заявляет Лера. – У него нет мамы и папы, он тут лежит один.

– Тихо, – шикнула Маша, – Яр, не сердись, но он правда один. Приходящая нянечка заболела. А малыш плакал в соседней палате, его недавно прооперировали. А ему всего полтора года. Мелочь, конечно, всего лишь грыжа, – затараторила Нимфа. – Мне его так жалко стало, ты посмотри, во что он одет. – Коснулась растянутой распашонки. – А его нельзя оставлять одного, у него же швы. За Сеней присматривали другие мамы из палаты, но…

– Я все купил, – я постарался успокоить разволновавшуюся жену, – и с чего я должен сердиться? М-м-м? Ну, привет, Сеня, – протянул руку к мальчишке. Но тот испугался и прижался лицом к Машиной груди.

– А давайте оставим его себе?! – выдала громко Лера.

– Лера, разве можно так говорить, он не котенок! – Маша посмотрела на дочь с неодобрением. – Мы ему будем помогать, пока он не выздоровеет.

– А потом его заберут в детский дом? – с горечью в голосе спросила Лера.

Мы с Нимфой от неожиданности чуть шеи не свернули, чтобы посмотреть на девочку с печальными глазами. Откуда она вообще могла все это знать?!

– Скорее всего, а может, его уже ждет другая мама. Когда он выздоровеет, она заберет его домой, – я не смог ничего другого придумать, чем эту неловкую легенду.

– А почему она сейчас к нему не приходит? Он же болеет.

Я мысленно застонал и обратился к Маше взглядом, в котором читалось: «Помогай».

– Лер, мы не знаем, – выдохнула Нимфа.

Лерка надулась, осторожно села на кровать и пробубнила:

– Ясно, мне его жалко. Разве не у всех должна быть мама?

– У всех, – выдавил я из себя.

Спустя три дня Леру выписали, а Маша дважды в день моталась в больницу навещать мальчишку. Проводила с ним по несколько часов и, приезжая домой, рассказывала, какой он смышленый и уже улыбается ей, ждет и встречает ее каждый раз в коридоре.

А сегодня я застал ее дома. Нимфа крутила в руках кружку с остывшим чаем и аккуратно ладошкой смахивала слезы, которые падали на отполированный стол.

– Что случилось? Я только что видел Лерку в гостиной, она веселым козликом скакала по дивану. С родными что-то? – Я присел рядом.

– Его больше нет, – всхлипнула Маша.

Сердце пропустило удар.

– Кого нет? – спросил я, опасаясь ответа.

– Сени. Его выписали, я сегодня пришла, а его нет, – всхлипнула Нимфа.

Я с облегчением выдохнул. Как гора с плеч.

– И что? – Я забрал бокал из рук Маши и перетянул ее к себе на колени. Она прижалась к моей груди и негромко всхлипнула. – Поедем, навестим, что нам стоит?

Нимфа разрыдалась еще сильнее.

На рубашку одна за другой капали слезы.