Предисловие к книге "Матрица жизни на земле" - Эрнст Мулдашев

— Какой такой оборот? Говнооборот меня в природе что ли? — переспросил Михалыч.

— Ну, зачем так грубо?! — заметил Венер Гафаров. — Можно сказать мягче — дерьмооборот Михалыча в природе. Ведь мораль всей басни такова…

— Какова?

— Один раз превратишься в дерьмо, больше человеком не станешь.

— Ты что, Венер, считаешь меня?..

— Ты извини, Михалыч, не о тебе напрямую шла речь, просто к слову пришлось, — проговорил Венер Гафаров.

Вспомнив эту историю, я снова взялся за свою желтую авторучку и подумал о том, что человек порой и не замечает, как он легко превращается в дерьмо, и всю череду его будущих жизней тогда можно назвать… дерьмооборотом (кого-либо) в Природе… только оттого, что всего лишь один раз он позволил себе превратиться в дерьмо… всего лишь один раз…

Я внимательно-внимательно посмотрел на свою желтую авторучку… и понял, что главным средством против превращения тебя в дерьмо является все же… любовь, та самая любовь, о которой судачат на каждом углу.

Я стал делать беглые записи о любви, сумбурные какие-то записи, нелепые… как моя желтая авторучка; и вдруг… стержень моей желтой авторучки кончился. А мне показалось, что кончилась любовь.

Я позвонил дежурному водителю и позвал его к себе.

— Черт побери! — вздохнул я.. — Фарит! Тап эле минэ сары авторучка-ны! (Фарит! Разыщи мне желтую авторучку!) — сказал я ему по-татарски.

Шел двенадцатый час ночи.

— Кайдан табай-ым, сон, бит?! (Откуда найду! Поздно, ведь!), — удивился Фарит.

— Кайдан булса да, тап! (Где угодно, найди!) — проговорил я тоном, не терпящим возражений.

Фарит уехал искать желтую авторучку по ночным киоскам города. А я сидел, как последняя сволочь и… ждал, когда водитель Фарит привезет мне желтую авторучку… ночную желтую авторучку. Мне почему-то хотелось держать ее в руке.

Минут через сорок открылась дверь и послышался голос Фарита:

— Эрнст Рифгатович! Сары авторучкалар юк! Мин стержен-ны сатып алдым. Аны бит сары авторучкада алыштырып була! (Эрнст Рифгатович! Желтых авторучек нет! Я стержень купил. Поменять его можно в желтой авторучке!) — доложил сообразительный Фарит.

— Ярар (ладно)! — сказал я и взял у Фарита стержень.

Стержень… без желтой авторучки. Я вынул старый стержень из желтой авторучки и вставил туда новый стержень. Он, этот новый стержень, быстро расписался и стал писать прямо-таки как старый стержень.

"Не всегда в жизни надо обновлять все! Можно обновить только стержень, а оболочку оставить старой!" — подумал я.

А потом, с удовольствием почиркивая новым стержнем в старой желтой авторучке по огрызку бумаги, я стал думать о том, что, наверное, не так уж и важно иметь старую или новую любовь, но важно иметь ее в душе всегда.

— Надо всегда в душе иметь любовь! — шепотом проговориля. — Это так важно! Так важно!

Я откинулся на стуле и тут осознал, что дело не в оболочке, а в стержне. Оболочка может быть и дерьмовой, но вот, если стержень будет дерьмовым, то… писать будет невозможно. И как не везет тем людям, когда новый стержень оказывается дерьмовым! Ну, а если устроить самый натуральный «стержнеоборот в природе», то поиски идеального стержня вряд ли приведут к успеху, потому что все стержни пишут примерно одинаково, а законы «оборотов» в Природе чаще всего сводятся к «дерьмообороту», поскольку в Природу, Великую Природу, заложен принцип не оборотов, а принцип восходящей спирали… когда ты, обычный земной человек, взяв, например, в руки… желтую авторучку с новым стержнем, начнешь записывать для людей такие стержневые мысли, прочитав которые люди… пусть в мыслях… пусть в мечте… поднялись бы на новый уровень развития по спирали, через какое-то время поняв, что все начинается с мысли. А мысль, извините, материальна. Я почесал свой почти лысый затылок, ощутил его противную гладкость и, слегка комплексуя от не очень красивой части моей «оболочки», понял, что «дерьмообороты» имеют, наверное, обратную спираль, то есть спираль, спускающуюся вниз. Я вспомнил шуточный разговор Венера Гафарова с Михалычем и, похлопав веками, осознал, что и в самом деле, ведь, Михалыч, один раз превратившись в дерьмо в утробе медведя и… будучи выложенным в виде куска дерьма на лоно Природы, в последующем «дерьмообороте» через утробу оленя, съевшего брусничку (выросшую на дерьме медведя), имеет в себе уже значительно меньше дерьма, а… в последующем «дерьмообороте» (например, через утробу мыши) будет иметь в себе совсем мало дерьма и, в конце концов, «дерьмо-оборот» за «дерьмооборотом», превратится в чистейшее духовное существо, которое поймет, что в будущем никогда нельзя допускать того, чтобы твой стержень стал дерьмовым (независимо от состояния оболочки!), поскольку, если твой стержень стал дерьмовым, рано или поздно начнется фатальный дерьмооборот тебя в Природе, очищающий, кстати, тебя (дурака!) путем сведения тебя в нуль, чтобы опять тебе (дураку!) стартовать с нуля… из-за твоей дурости.

Поэтому, мне кажется, так важно ощутить свой стержень в себе самом и использовать «чернила» этого стержня во имя своего собственного духовного прогресса, чтобы прогрессировать и прогрессировать (духовно!) до той стадии, когда твой стержень исчерпает свои «чернила» и наступит время менять старый стержень на новый в виде… новой жизни, в которую так важно вступать на более высоком обороте спирали, при вхождении в которую вы увидите, что стержень Ваш стал толще и… «чернил» в нем стало больше.

Ну, а если вы так и прочиркали по огрызкам бумаг всю свою жизнь и израсходовали на это весь свой стержень, то… наверное, все так и останется по-прежнему в будущей жизни. А если вы водили кончиком стержня по дерьму, рисуя на нем узоры, то, поверьте, что в следующей жизни ваш стержень станет тоненьким-тоненьким и будет гнуться (когда вы будете писать), в какую бы толстую «оболочку» вы не вставили этот тонюсенький «стержень».

Я потрогал свое левое ухо. Оно было большим и, как локатор, повернутым кпереди. Я потрогал свое правое ухо — оно тоже было «локатороподобным». В общем, лопоухим я был… и есть.

— Может быть уши, направленные вперед, есть признак прогрессивного человека, стремящегося вперед? — подумал я.

Я отогнул левое ухо назад и отпустил его. «Шлеп!» — раздалось около уха и оно, ухо, встало на свое лопоухое место. Я отогнул правое ухо, и оно тоже со звуком «Шлеп!» встало на свое привычное… лопоухое… место.

Я, как врач, понимал, что лопоухость не является признаком красоты и, тем более, ума. Мне даже обидно стало за то, что моя душа не хотела осознать значимость ушей, направленных вперед… как у меня. Я вспомнил, что в ходе своей хирургической жизни, я исправлял лопоухость у многих людей, то есть возвращал уши в «культурное» состояние. Но я также припомнил, что от этого люди с «уже культурными ушами» умнее не становились. Я бы даже сказал, что шарм у них (лопоухий!) пропадал и… стремления вперед (к вершинам…) убавлялось. Да и «локаторы» свои они стали к говорящему (шепотом, например) человеку поворачивать… вместе с головой, принимая позу слушающего одним ухом человека, когда он на тебя косит глазами и подставляет под звуки (издаваемые тобой!) одно из «культурных» ух, то есть ушей. Лопоухому-то (типа меня!) лучше, — он сразу два уха подставляет и прямо в глаза смотрит, а не косит. Удивительно, вообще-то, почему же не все люди лопоухие?