Обреченность - Сергей Герман

Уже много дорог, деревень и поселков осталось позади. Разбиты были вконец сапоги, стерты ноги, голод и бессонница наложили свой отпечаток на лица отступающих солдат, но они упорно шли на восток. К своим. Через две недели скитаний вышли к нейтральной полосе.

Немцы всю ночь пускали осветительные ракеты. Изредка постреливали пулеметы. Но после полуночи ракеты начали взлетать реже, а потом, на какое-то время, и вовсе затихли. И все сразу потонуло в холодной тишине. Только звезды таинственно подмигивали в ночном небе, указывая дорогу к какой-то неведомой цели.

– Пора, – сказал Мишка и первым пополз в темноту.

Они уже были на нейтральной полосе, когда прямо над ними, шипя, вспыхнули осветительные ракеты и их накрыло минами. Казалось, что это конец, вздыбившаяся от разрывов земля сейчас присыплет его навсегда. Но вот наступила тишина, от которой зазвенело в ушах. Мишка зашарил вокруг себя руками. Степка, где Степка? Единственная родная душа на всем белом свете. Он нашел его под слоем земли на дне воронки. Степка лежал, поджав ноги, будто ему было холодно, по-детски подоткнув руки под грудь.

– Степ, – позвал Мишка, переворачивая товарища на спину. – Степа-ааа!

Тот молчал, будто заснул и видел сон, от которого невозможно оторваться, чтобы, проснувшись, не видеть действительности, голодной и тяжкой для его еще не вошедшего в мужскую силу тела. Сном без пробуждения.

И когда Мишка это понял, он завыл дико, по-звериному, хватая друга за плечи и пытаясь поднять.

– Встань! Слышишь, встань! Что я без тебя буду делать?

Голова болталась из стороны в сторону. Неожиданно из уголка рта вырвалась капля крови, набухла пузырем и, лопнув, красной дорожкой потекла по подбородку, покидая уже мертвое тело.

Подползли оставшиеся в живых. Их осталось трое.

Мишка не помнил, как они ползли через простреливаемое поле, как при ракете ныряли и прятались в воронках. Было ощущение холода, будто его сердце уже перестало биться и тело уже умерло. Ночью они свалились в свои окопы. Бойцы охранения, матерясь и злобясь, отобрали у них винтовки без патронов, а потом отвели к штабному блиндажу. Они долго сидели на корточках перед дверью, обхватив колени руками, и молчали, уставившись в землю.

– Заведи их в землянку, – наконец приказал ординарцу комбат.

Капитан сидел за столом, здоровенный, красномордый, в сдвинутой на затылок шапке. Рядом с ним сидел командир роты – высокий сутулый лейтенант, с тоскливыми и красными от бессонницы глазами.

Над столом горела фара, подключенная к танковому аккумулятору. На снарядном ящике в углу землянки притулился молоденький сержант радист, который монотонно вызывал «гвоздику». Рядом стоял котелок. Зеленая краска местами облупилась, белыми пятнами проглядывал алюминий.

– Ну вот что, мужики, – сказал комбат. – Лясы мне с вами точить некогда. Утром пойдем в атаку, там каждый боец будет на счету. Сейчас спать, если получится. А утром, если живы останемся, поговорим. Красин, забирай пополнение.

Сутулый лейтенант провел их в землянку. Часто моргая воспаленными глазами, приказал старшине накормить и выдать оружие. Старшина, рыжеусый рябой украинец, ворча принес котелок холодной серой каши, буханку хлеба, селедку, завернутую в серую толстую бумагу, похожую на картон. После этого выдал три винтовки без ремней, сыпанул в карманы по горсти патронов.

– Ну ладно, прощевайте, земляки… Воюйте геройски.

И исчез в темном лабиринте траншеи.

Кто-то из солдат бросил:

– Ну да, на войне у каждого свой маневр.

Бойцы спали, набираясь сил перед последней смертной дорогой. В землянке было холодно и влажно. Под низким бревенчатым потолком стоял запах дыма от закопченной буржуйки, махорки, провонявших потом портянок. Мишка укрылся старой шинелью и прилег между бойцами, пристроив под голову выданный старшиной котелок. Сна не было. Мысли были лишь об одном. Что будет утром? Всего лишь через несколько часов.

Перед рассветом батальон подняли и без артиллерийской подготовки, без поддержки танками бросили в атаку. Комбат скомандовал: «Вперед!» – и командиры рот и взводов где криком, а где и пинками погнали своих бойцов на немцев. Где-то в стороне неуверенно крикнули: «Ура-ааа!» Неожиданно батальон подхватил этот крик, и вперед понеслось: «А-аааааааа!»

Вот и немецкие позиции. Деревянные, потемневшие от дождей и солнца столбы были густо опутаны колючей проволокой. Бойцы рубили лопатами ржавую проволоку, били по колючкам прикладами, забрасывали шинелями, а немцы косили и косили их из пулемета. Рыжее пламя рваными клочками дрожало над бруствером немецкого окопа. Батальон залег. Оставшиеся в живых стали спешно окапываться, укрываясь за телами погибших. Кричали раненые. Лежали холмики убитых. Ветер шевелил полы их рыжих шинелей.

Мишка скатился в воронку. За ним следом влетел комбат. Заорал:

– Отсиживаешься, сука! А ну вперед!

Мишка навалился на него всем телом. Зашептал:

– Погоди, комбат. Видишь, вон оттуда пулемет садит. Мы от него сейчас как раз сбоку. Отсюда его не достать. А вот если подобраться поближе, тогда можно попробовать. Ты дай мне свой ППШ. А как только я пулеметчика уделаю, ты сразу поднимай батальон, и по трупам лезьте через проволоку. – Добавил: – Мертвым-то уже что? Им все равно. А мы, может быть, еще и поживем.

Помедлив, комбат отдал ему автомат. Прижимаясь спиной к стене воронки, достал из-за пазухи пистолет.

Мишка выглянул из воронки. Кругом тянулись спутанные ряды «колючки», линии окопов, каски там и тут, мертвые истерзанные тела.

Пулемет пока молчал. Раскаленный ствол был задран вверх и парил, перегретый от безостановочной стрельбы.

Первый и второй номер склонились над окопом, жадно докуривая сигареты. Теперь все решали секунды.

Мишка подхватил автомат, извиваясь ужом пополз к проволоке. Цепляясь за скользкую и мокрую шинель погибшего бойца, перелетел через ограждение и заскочил в немецкую траншею. Увидев вытаращенные глаза пулеметчиков, копошащиеся серо-зеленые силуэты, ударил из своего ППШ, наполнив траншею гулким автоматным треском. Он стрелял налево и направо, по всему, что двигалось и шевелилось. Расстреляв автоматный диск, схватил немецкий пулемет, не слыша протяжный и страшный рев:

– Ура-а-а! Ура-а-а-а! А-аааа! Мать-перемаааать!!

И только когда закончилась пулеметная лента, заметил, что рядом с ним бойцы батальона. Но вскоре страшный, как обвал, налет артиллерии обрушился на траншею и перемешал бойцов с землей. Потом подошли несколько танков и стали утюжить окоп гусеницами, добивать из пулеметов тех, кто уцелел. Оставшиеся в живых человек двадцать поползли в свою траншею. Грязных в крови и копоти, их осмотрел комбат.

Увидев Мишку, заулыбался:

– А ты молодец. Хорошо дрался. Но траншею не удержали, значит, подождем пополнения и снова пойдем.