Холм грез. Белые люди - Артур Мейчен

По лощине бежал ручеек – такой маленький, что я легко могла его перешагнуть. Зачерпывая воду горстями, я стала жадно пить – и вкус у воды был как у светлого, золотистого вина, она искрилась и бурлила, пробегая по красивым красным, желтым и зеленым камушкам, и потому казалась живой и разноцветной. Я пила и пила ее, и все не могла напиться, а потому мне пришлось лечь, наклонить голову и пить прямо из ручья. Так было еще вкуснее, к тому же маленькие волны, касаясь моих губ, нежно целовали меня. Я смеялась и снова пила, воображая, будто в ручье живет нимфа вроде той, что на старой картинке у нас дома, а прикосновения волны – это поцелуи нимфы. Я наклонилась еще ниже, опустила губы в воду и поклялась нимфе, что обязательно вернусь сюда, к этому ручью с живой водой. Я не сомневалась, что это не простая вода, и, наконец продолжив свой путь, была по-настоящему счастлива. Я снова танцевала и все шла и шла вверх по лощине, под нависающими кручами, пока передо мною не выросла отвесная зеленая стена – склон вдруг круто взметнулся к небу, и, кроме стены и неба, больше ничего не было. Словно я достигла края мира. «… Мир без конца…» – но здесь все выглядело так, словно за этой стеной вообще ничего не могло быть, кроме царства Врана10, куда уходят погасший свет и высохшая под солнцем вода. Я стала думать о том долгом, очень долгом пути, который привел меня сюда: как я нашла ручеек и последовала за ним в неведомые края – и все шла и шла, пробираясь сквозь заросли и колючие кусты и темные леса, полные стелющихся колючек; и как потом карабкалась по тоннелю под деревьями и сквозь заросли кустарника, и как обнаружила серые камни и сидела посреди каменной чаши, а они кружились вокруг меня; как снова шла мимо серых камней, и спустилась с холма по колючим кустам, и поднялась по темной лощине. Мысленно я вновь прошла весь этот долгий, очень долгий путь. Но как мне теперь добраться домой, смогу ли я когда-нибудь найти дорогу, и существует ли мой дом вообще, или он и все, кто в нем был, превратились в серые камни, как в арабских сказках? Я сидела на траве и думала, что же теперь делать. Я устала, и ноги у меня горели от долгой ходьбы. Оглядевшись, я увидела чудесное озерцо у самой стены. Всю землю вокруг него покрывал ярко-зеленый влажный мох – самый странный мох на свете: он был похож то на маленькие папоротники, то на пальмы, то на елочки, и капельки воды сверкали на его изумрудной зелени, словно алмазы. А среди мха блестел водоем – глубокий, красивый и такой чистый, что, казалось, можно дотянуться до красного песка на дне, хотя на самом деле там было очень глубоко. Я стояла и смотрелась в воду, как в зеркало. На дне озерца красные песчинки все время шевелились, и я видела, как бурлит вода, но поверхность водоема была совершенно спокойна. Среди мерцающих изумрудов мха озерцо казалось огромным бриллиантом. Я сняла ботинки и чулки и опустила усталые, разгоряченные ноги в воду. Вода была ласковая и холодная, и когда я поднялась, усталости как не бывало, и я почувствовала, что мне нужно идти дальше – вперед и вперед, чтобы увидеть, что там – за стеной. Я стала очень медленно подниматься по стене, и когда выбралась наверх, то очутилась в самом странном месте, какое мне только приходилось видеть, даже более странном, чем холм серых камней. Оно выглядело так, словно там поиграли дети великанов, потому что кругом были сплошные холмы, впадины, замки и стены, сделанные из земли и поросшие травой. И еще – два кургана, похожие на большие ульи, круглые и мрачные, и глубокие ямы, и круто вздымавшаяся вверх стена вроде той, что я однажды видела у моря (помню, на ней еще были большие пушки и солдаты). Я чуть не упала в одну из круглых ям – земля неожиданно разверзлась у меня под ногами, но мне удалось сбежать по склону; я остановилась только на самом дне и посмотрела вверх. Все выглядело странным и мрачным. Наверху было только серое, тяжелое небо да стенки ямы – остальное словно исчезло, и теперь во всем мире не осталось ничего, кроме этой ямы. Я подумала, что, когда в глухую полночь луна освещает ее дно и наверху стенает ветер, здесь, наверное, полно злых духов, движущихся теней и бледных призраков. Яма была странной, мрачной и пустынной, как заброшенный храм мертвых языческих богов. Это напомнило мне сказку, рассказанную няней, когда я была совсем маленькой, – той самой няней, которая взяла меня в таинственный лес, где я увидала прекрасных белых людей.

Как-то зимним вечером, когда ветер хлестал ветвями деревьев по стенам дома и плакал в трубе детской, няня рассказала мне о глубокой яме вроде той, в которой я теперь стояла: будто где-то была такая яма и все боялись спускаться в нее и даже близко не подходили – очень нехорошим считалось это место. Но однажды одна бедная девушка решилась спуститься в яму. Все принялись отговаривать ее, но она не послушалась и все-таки спустилась, а когда вернулась, то весело смеялась и повторяла, что там ничего нет, кроме зеленой травы, красных и белых камней да желтеньких цветов. Вскоре люди увидели на ней великолепные изумрудные сережки и спрашивали ее, где она их взяла, ведь они с матерью были очень бедны. А она смеялась и отвечала, что сережки эти вовсе не изумрудные, что они из обыкновенной зеленой травы. Потом однажды у нее на груди появился самый алый рубин, какой только можно себе вообразить, и был он величиной с куриное яйцо, а горел и сверкал, как раскаленный уголь в печи. И снова люди спросили ее, где она взяла такое сокровище, ведь всем известно, как бедны они с матерью. А девушка смеялась и отвечала, что это никакой не рубин, а обычный красный камешек. Но потом шею девушки украсило самое расчудесное ожерелье, о каком только можно подумать, – лучше, чем у самой королевы, – и было оно сделано из сотен больших сверкающих алмазов, которые сияли подобно звездам в летнюю ночь. И люди снова спрашивали девушку, где она взяла эти алмазы, ведь они с матерью так бедны. Но она по-прежнему смеялась и отвечала, что это вовсе не алмазы, а пустяшные беленькие камешки. И вот однажды, рассказывала няня, явилась девушка ко двору, и на голове у нее красовалась корона из чистейшего золота, сиявшая ярче солнца, и была она гораздо роскошнее короны самого короля. В ушах у девушки сверкали изумруды, на груди – огромный рубин вместо брошки, а на шее – большое алмазное ожерелье. И король с королевой, решив, что это какая-нибудь знатная принцесса из дальних краев, поднялись с трона и вышли навстречу гостье, чтобы приветствовать ее. Но кто-то сказал королю с королевой, что на самом деле девушка очень бедна. И король спросил у нее: раз они с матерью такие бедные, то почему на ней золотая корона и где она взяла ее? А девушка рассмеялась и ответила, что это никакая не золотая корона, а просто венок из желтых цветов. Королю все это показалось очень странным, и велел он девушке остаться при дворе, чтобы посмотреть, что будет дальше. А когда присмотрелись к ней, то увидели, до чего она хороша: глаза зеленее изумрудов, губы – краснее рубина, лицо – светлее и чище алмазов, а волосы – ярче золотой короны. Королевский сын пожелал жениться на ней, и король разрешил ему. Епископ обвенчал молодых, и был большой пир, а потом принц направился в комнату своей жены. Но когда он хотел открыть дверь, прямо перед ним возник высокий черный человек с ужасным лицом, и грозный голос произнес:

И королевский сын упал на пол, потеряв сознание. Люди попытались войти в комнату, но не смогли. Тогда стали ломать дверь топорами, но дерево сделалось твердым, как железо, и в конце концов все в страхе бросились прочь, потому что из комнаты доносились ужасные вопли, хохот, визг и плач. На следующий день удалось проникнуть в комнату, и все увидели, что там никого нет: только густой черный дым висел над кроватью – черный человек пришел и утащил девушку. А на краю постели лежали два пучка сухой травы, красный камень, несколько белых камешков и увядший венок из желтых цветов.