Волк - Генри Лайон Олди

Утробный рев отразился от стен зала. Вспомнив, что его костыль – оружие, чужак ответил противнику броском, сожравшим остаток сил, и промахнулся. Чудом обсидиановое жало всё же нашло цель, глубоко взрезав кожу на боку пятого астланина. Не изменившись в лице, тот кивнул, соглашаясь с чем-то, и без слов пересел спиной к колонне. Левая ступня пленника поехала по камню, скользкому от крови. Чужак рухнул, жестоко ударившись коленями. Набегавший иик был совсем рядом, когда пальцы нашарили чужое, щербатое копьё, но время вышло.

Ветер подхватил с пола древко, лишенное наконечника. Завертел, взметнул в воздух, словно пушинку. Тупой конец с маху врезался в левое подреберье…

* * *

Холодно.

В левом глазу поселилась ночь. Там, в сердцевине тьмы, бушевал пожар: глодал ветки деревьев, чавкал, отрыгивал жгучими сполохами. Правый глаз видел солнце: каменное, с лучами-иглами. Над солнцем ухмылялась голова цапли, насаженная на шею, длинную и тонкую, как на кол. Шея росла из плеч человека. Все, больше ничего в зрячем глазу не помещалось.

Очень холодно.

Под ребрами играл мерзкий котенок. Прятал когти, выпускал, щекотался жесткой шерсткой – и вдруг, при глубоком вдохе, принимался драть что ни попадя. От боли дыхание прерывалось, на лбу выступала липкая испарина. Надо было дышать тихо-тихо, притворяясь мертвецом, и ждать, пока котенок задремлет.

«Сердце. Он хочет вырвать мне сердце…»

Протестуя против ложного обвинения, котенок сползал ниже, в живот. Когтями, впрочем, орудовал, как прежде. Живот превращался в колесо, из которого спустили давление. Катился по ухабам, подпрыгивал, дребезжал. Звук, состоящий из диссонансных трещин, эхом отдавался в мозгу, грозя потерей сознания.

«Сердце…»

Марк сидел в густой, дурно пахнущей луже, шагах в трех от колонны. Он и думать-то боялся, что это за лужа. От одной мысли об этом его рвало желчью. Остатки проклятого зелья он сблевал раньше, когда подломились колени, а голова пошла кругом.

Человек-цапля приблизился, заслонив солнце. Шея урода сократилась, рывками втягиваясь в туловище. Та же метаморфоза произошла с клювом. Чикчан, узнал Марк. Не человек-цапля – человек-змея. Слово «чикчан», жонглируя смыслом, заплясало со ступеньки на ступеньку: чик-чан, чик-чан… Нижняя часть лица астланина напоминала кровавую маску. Грудь в свете лампад густо отливала черным. Блестящие потеки спускались ниже, до волос в паху. В руках человек-змея держал оружие. Чики-чики, беззвучно сказал он. Чан-чан. Плохо понимая, что делает, Марк потянулся, нашарил копье. Подтянул к себе, искренне надеясь умереть раньше, чем доведется сжать пальцы на древке.

Человек-змея протянул свое оружие Марку.

Это была курительная трубка. Длинный чубук, похожий на бас-кларнет, украшенный перьями и яркими тряпочками. Чашка, выдолбленная из мягкого красного камня. В чашке дымился табак. Нет, вряд ли табак. Ноздри Марка затрепетали, ловя странный, дурманящий запах. От него засыпал котенок. От него стихал пожар в ослепшем глазу. Колесо прекращало плясать на ухабах, ложилось в траву, успокаивалось.

– Нет, – прохрипел Марк. – Не дождешься.

Видя, что помпилианец отказывается от трубки, человек-змея справедливо предположил, что у Марка просто не хватает сил. Присев на корточки, чикчан протянул чубук ко рту пленника. До крови закусив губу – иначе он зарыдал бы от боли – Марк взмахнул копьем. Древко ударило по чубуку, дымящаяся пакость вылетела из чашки, рассыпалась тлеющими искрами. Чикчан не обиделся. Вялой походкой, нога за ногу, человек-змея вернулся к своим, где принялся сосредоточенно набивать чашку по-новой. Раскурив трубку от лампады, чикчан пустил курево по кругу.

Похоже, это у астлан происходило не в первый раз. Борясь с тошнотой, Марк упустил начало. Голова упала на грудь, силы кончились. Как со дна моря, он следил за астланами. Обруч врезался в талию, подбросив щепок в костер боли. Не сразу Марк понял, что его подтаскивают к колонне. Наверное, пришел в действие скрытый механизм: цепь, брякая, втягивалась в гранит звено за звеном. Борьба исключалась; оставалось терпеть и надеяться на обморок. Очень скоро Марка прижало к колонне спиной. Запах усилился; сперва Марк решил, что астлане злоупотребляют трубкой, но вскоре выяснил, что его голова и плечи целиком утонули в сизом облаке дурмана. Из отверстий, пронизывавших колонну, полз дым: струйка за струйкой.

Марк закашлялся.

Вот и все, подумал он. Представление окончено.

Слабонервных просим удалиться…

III

Жарко.

Нечем дышать.

Шершавым языком солнце вылизывало вершину пирамиды, срезанную мечом гиганта. Проникало в каждую трещинку, в каждый завиток орнамента. Тени, тонкие как волос, прятались в ничтожных укрытиях. Чудом проросшие травинки выгорели до хрупкой, невесомой желтизны. Солнце висело над пирамидой, а пирамида возвышалась над земным кругом.

Чикчан, кими, киб, иик, кан.

Змея, странник, гриф, ветер, ящерица.

Пятеро астлан стояли на краю площадки. За ними начиналась пропасть. Площадные бойцы, дерущиеся на потеху зевакам, сходились на помостах, выставленных в центре базарной площади. Тот, кто потерпел поражение, летел с помоста в толпу, на потеху черни. Полет с этого помоста, древнейшего из древних, означал смерть. Оступись, упади, хватая руками воздух – и клыки ступеней, этих бесчисленных челюстей, изгрызут тебя до костей.

Одетые лишь в узорчатую роспись, с копьями наперевес, астлане ждали. Здесь, под шелухой, все начиналось заново. Затянулись раны, мышцы налились прежней силой. Выбитый зуб вернулся в лунку, срослись сухожилия под коленом. Священный дым растормаживал инстинкты, придавленные цивилизацией: бой в двух мирах, тварном и тайном, близился к завершению.

Напротив астлан, глядя на блестящие жала копий, стоял Марк Кай Тумидус, целый и невредимый. Помпилианец, офицер абордажной пехоты, второй раз в жизни он выпал под шелуху не по собственной воле. Два пути были известны Марку: клеймение нового раба – и дуэль на клеймах. Два пути, и на пирамиду его привел третий.

Змея, странник, гриф, ветер, ящерица.

Либурнарий.

Шлем центуриона с посеребренным гребнем. Султан из черного конского волоса. Панцирь с чешуями в форме перьев цесарки. Кожаный понож на правой ноге. Выпуклый щит от плеча до колена. Деревянные, обитые жестью ножны на поясе. Меч с рукоятью в виде бараньей головы. Рядом с астланами помпилианец смотрелся бронированным монстром.

Марк сделал шаг влево, в то же время оставшись на месте. Марк шагнул вперед, образовав две шеренги по два человека в каждой. Марк вышел вперед, возглавив строй.

Пятеро против пяти.

Астлане качнулись назад, опасно балансируя над пропастью.

* * *

Строптивый контакт силового байпаса, щелкнув, встал на место. Металлические лапки фиксатора вошли в пазы. Змей с удовлетворением выдохнул: порядок. Питание от главного двигуна на левый маневровый – есть. Забывшись, он поднял руку, желая утереть пот со лба, и ладонь наткнулась на обзорный щиток шлема. В шлеме Змей работать не любил, но что поделаешь? Как без шлема, продолжая ремонт, следить за обстановкой вокруг бота?