Капитан госбезопасности. В марте сорокового - Александр Логачев

Это был веселый поезд. Еще и поэтому уснуть в нем было не суждено. Гомон стоял как на ярмарке. Родня еще больше вагон с ярмаркой, из корзин высовывали шеи гуси, у кого-то хрюкали поросята, пол быстро покрывала сплевываемая шелуха от семечек. С первых колесных тактов появилась бутыль с мутноватым содержимым и стаканы. Угощали всех. От стакана «богатирьской горилки» не отказался и капитан, а с его молчаливого согласия причастился и Василий. От сдобренного перцем самогона сразу прошиб пот. «Вот чем хорошо было бы согреваться в финских лесах», — вспомнил капитан свое пребывание в снегах и сорокаградусных морозах недавно закончившейся войны.

В вагоне звучала какая-то дикая языковая смесь из польского, украинского, русского и венгерского. Выходя в тамбур курить, Шепелев слышал разговоры и на еще каком-то славянском языке. Возможно, на чешском, возможно, на словацком. Здесь, где начинались Восточные Карпаты, народы перемешались, как пуговицы в коробке. Ничего странного. До Венгрии рукой подать, рядом Чехословакия, Румыния, Польша. А если вспомнить, какие события потрясали в недалеком прошлом этот край (а досталось ему поболее многих других европейских районов), если учесть, что потрясения все продолжаются, то нет ничего удивительного в том, что люди снимались с насиженных мест и кочевали из страны в страну.

Украинская же речь, которую слышал в поезде капитан, отличалась от львовской, размеренной и правильной. Здесь же все тарахтели, как из пулемета, и говорили, похоже, на местном говоре, используя множество областных словечек. Шепелев, чей слух освоился с «мовой» за последние дни и общий смысл услышанного доходил без труда, сейчас мало что понимал. Что было тем более обидно, так как вокруг хохотали без умолку. В том числе и Василий, который тоже втянулся в дорожный разговор. И даже те подлецы, что оккупировали вторые полки, не спали, а, свесив головы, вслушивались в вагонные растабары и лезли со своими репликами.

Капитан развлекал себя все больше тем, что смотрел в окно. Проплывающая местность становилась гористой с множеством лугов, на которых свежую весеннюю траву щипали козы и овцы. Когда поезд совершал поворот согласно проложенной колее, далеко впереди удавалось разглядеть высокие горные взлеты.

Насколько капитан знал, в этих областях пока не торопятся с коллективизацией, постепенно изменяют порядок, к которому привыкло местное население. Но слово «колхоз» уже звучало в разговорах этих людей. И опять же вызывало смех. Вообще, с хорошим настроением возвращаются они по домам в своем «подкидыше». Надо думать, не только сегодня. Впрочем, чего грустить. Места хорошие, почва богатая, живности в карпатских лесах хоть отбавляй, воздух лечебный, горилка добрая, к переменам власти они привыкли. Сегодня Советский Союз, вчера Польша, еще раньше Австро-Венгрия. Не удивятся они, если и завтра власть поменяется. А жить надо сегодняшним днем. Если есть повод сегодня не грустить, так и не будем. В чем-то капитан завидовал этим людям. Этой простоты восприятия ему, пожалуй, не хватало.

Народ постепенно выходил на остановках, которые «подкидыш» делал довольно часто. Иногда казалось, что состав останавливается прямо посреди леса или лугов. Но можно не сомневаться, что за деревьями или за холмом стоит деревня. В которую и пойдут сошедшие люди.

— Документы, граждане. Прошу предъявить.

Это прозвучало уже тогда, когда в вагоне никто не стоял, когда и сидели на лавках уже не впритирку.

По вагону шел лейтенант внутренних войск НКВД, его сопровождало два солдата-пограничника. Проверяли документы у всех. И действительно, у того, кто чем-то вызывал подозрение, смотрели вещи. Очередь дошла и до них с Василием.

В их паспорта, как раз на случай такой вот проверки, были вложены бумаги, что они агитаторы от культпросвета. Агитатор, следующий в поезде в отдаленную деревню, сейчас на Западной Украине столь же распространенный персонаж, как коробейники в Некрасовское время или коммивояжер в какой-нибудь современной капиталистической стране. Надо доносить идеи и разъяснять политику партии во всех отдаленных уголках.

Им вернули паспорта без всяких вопросов, не бросая подозрительных взглядов. Что ж, с образом агитаторов львовские товарищи, похоже, угадали безошибочно. А они с Василием теперь, после того, как наряд удалился дальше по вагону, можно сказать, официально попали на Советские Карпаты. Но этого им мало. Им надо дальше — на юго-западные склоны Восточных Карпат, в Закарпатье, которое советским пока не стало.

— Он говорит, — перевел Василий, — что нам надо спуститься вдоль реки, потом пройти впадиной, подняться на гору, перевалить, а там уже венгерская земля. Там мы можем уже ни за что не волноваться, идти спокойно в сторону заставы, это на юго-восток километра три. Остановят раньше венгры-пограничники — они сами проведут. А на заставе мы должны попросить связаться с археологической экспедицией на Замковой горе. И просто ждать, когда оттуда приедут и заберут нас. А ему надо обратно, к утру он должен быть дома.

— Должен так должен. Пускай возвращается.

И они распрощались с сапожником Яношем, проведшем их мимо засад, постов, дозоров. Мрачным человеком предстал этот сапожник. Как понял капитан, сей полуукраинец, полувенгр ненавидит русских, всех, даже тех, что находятся с ним по одну сторону баррикад. А ведь капитан даже сапоги у него купил, подыскав годные среди готовых, но не выкупленных. Не для того чтобы добиться расположения (чихать на его расположение, лишь бы исполнил, что должен), а потому что и в самом деле понравилась обувка. Занимался бы гражданин Янош только сапогами, ведь хорошо получается. Ан нет, полез зачем-то в противоправную деятельность…

А сапоги, в которых Шепелев ступал сейчас по карпатским горам, и впрямь хороши. С короткими голенищами, совсем не чувствуются на ноге. Подошва толстая, мягкая, упругая.

Все это веселило капитана. Кто-то одевается от портного Шкловского с Мойки, кто-то от кремлевских портных, а он нынче одевается от врага. Куртка от Миколы-оуновца, сапоги от Яноша, работающего на ОУН и абвер. Теперь от абвера бы еще чего-то получить и можно ехать домой.

Они пошли вдоль небольшой стремительной речки. Потом из впадины, поросшей ельником, вошли в буковую рощу, где вспугнули ночную охоту рыси, и, одолев гору, попали, если верить Яношу, в Венгрию.

Венгерская земля ничем не отличалась от советской, во всяком случае, ночью. Они двинулись на юго-восток, ориентируясь по звездному небу. Ночь выдалась лунной и звездной. Благодаря луне и не слишком густому лесу не приходилось пробираться на ощупь.

Они отмахали еще где-то километра два, и капитан объявил привал. Присели на свои вещмешки. Говорили очень тихо.

— Знаешь Замковую гору? — спросил капитан.

— А как же, очень хорошо. Я истоптал все Закарпатье. Замковая гора место знаменитое на все Карпаты с обеих сторон.

— И сможешь провести до нее сам?

— Смогу, — уверил Василий. — Пойдем на юг, набредем на какое-нибудь селище, там точнее определюсь и выведу.