Вампиры: Опасные связи - Танит Ли

В полумраке спальни, где не было окон, фигурка не казалась уже такой вызывающе роскошной. Хелен огорчилась и снова поправила синие одежды. Из складок ткани ей в ладонь выпали два лепестка фиалки — каждый размером с ее мизинец. Хелен пощупала лепестки — они были на диво свежие и влажные и источали аромат то ли озона, то ли моря. Она задумчиво терла их, пока в руке не остались лишь скрипучие катышки.

Цветы, подумала она и вспомнила, что было написано на той бумажке. Царственная фигурка желает цветов.

Схватив ключи и ржавые ножницы, Хелен метнулась на улицу. Спустя полчаса она вернулась, нагруженная цветами: отломанные ветки индийской сирени с их бело-розовой пеной, свисающие язычки жимолости, привядший белый шиповник, украденный из соседнего садика, цикорий, меркнущий, словно горсть голубых звезд. Хелен свалила цветы в изножье кровати, порылась в кухне и нашла пыльный графин и несколько пустых банок. Сполоснув их и наполнив водой, она сделала неряшливые букеты и окружила ими куклу, так что ее бледная головка торчала из облака белого, лилового, нежно-салатного.

Хелен снова бросилась на кровать, довольно улыбаясь. Панки ловили неверный свет и отбрасывали на стеньг мерцающие блики. От индийской сирени на потолке появилось еле заметное розоватое пятно, размывшее тень от буйных джунглей жимолости.

В голове у Хелен тоже все размылось и поплыло. Она зевнула, одурманенная густым запахом шиповника и приторным ароматом жимолости, томностью летнего дня, клонящегося к закату. Хелен быстро уснула — ее убаюкал ветерок в краденом саду и дремотное жужжание потерявшейся пчелки.

Один раз она просыпалась. По плечу что-то скользнуло — комар? паук? мокрица? — потом легчайший укол, прикосновение невидимых ножек или крылышек, и все кончилось. Хелен скривилась, почесала укушенное место, поднялась и пошла в ванную. В облупившемся зеркале отразился волдырь на плече. Волдырь жгло, а когда Хелен до него дотронулась, показалась капелька крови. Хелен надела ночную рубашку, проверила, нет ли в постели пауков, свернулась калачиком и снова заснула.

Гораздо позднее она проснулась от какого-то звука — раз, другой, будто гулко плеснул камешек, упавший в колодец. Затем медленная меланхолическая нота — другой колодец и камень побольше, ударяющийся о темную поверхность воды. Хелен застонала, перевернулась на бок. За первыми звуками послышались слабые отголоски, протяжные, словно прибой, сладкие, словно дождь на языке. В ушах Хелен звучал их настойчивый ритм, и вдруг она стиснула руки и застыла, сосредоточившись на звуках.

От стен, пола, потолка отражалось монотонное эхо, оно то становилось громче, то стихало, истончалось до шепота. Хелен села, держась за стену, стряхивая с себя последние нити сна. Рука соскользнула, и Хелен очень медленно поднесла ее к лицу. Рука была мокрая. Между пальцами поблескивали водяные перепонки, серебряными побегами вились к запястью и терялись в голубом ущелье локтя. Хелен помотала головой, не веря своим глазам, и поглядела на потолок. От стены до стены, как пробор в волосах, тянулась узкая полоса воды. На глазах у Хелен нить порвалась, и на висок ей упала теплая капля. Хелен ругнулась, отодвинулась на край матраса — и замерла.

Поначалу ей показалось, будто все вазы попадали на пол и цветы рассыпались. Однако банки по-прежнему стояли на тумбочке, и в темноте виднелись рваные силуэты цветов. Но рядом с букетами громоздились груды других цветов — фиалки, черные розы, какой-то вьюн, весь в крошечных граммофончиках. Цветы валялись по всему полу, засыпав складки грязной одежды. Хелен подняла с линолеума орхидею, моргая от изумления. Орхидея сияла неверным розовым огоньком, а пушистые тычинки окрасили кончики пальцев ярко-желтым. Хелен рассеянно вытерла пальцы о бедро, случайно поцарапав кожу ногтем.

Мимолетная боль заставила ее резко пробудиться. Она уронила орхидею. Ей наконец стало ясно, что это не сои. В комнате было жарко и влажно, как будто к лицу прижимали мокрые полотенца. Хелен поглядела на бедро — желтый отпечаток пальца растаял и расплылся от пота. Она спустила ноги на пол — под пяткой перезрелой виноградиной лопнула орхидея. От раздавленного цветка поднялся тошнотворно густой запах. Дышать было трудно, как в сильный дождь, Хелен закашлялась. Ноздри были мокрые. Она чихнула, втянув теплую воду. Вода текла по щекам, и она медленно подняла руку, чтобы вытереть глаза. Рука поднялась только до пояса. Хелен посмотрела вниз, и рот у нее сам собой открылся от изумления.

Ее держали — рукой нежной и тонкой, будто стебель ириса, такой маленькой, что Хелен еле чувствовала ее прикосновение к жилке на запястье. В голове у нее кровь билась в ритме яванского гамелана — гонгов и барабанов, повторяющих биение сердца. Крошечная ручка исчезла. Хелен пошатнулась и упала на кровать, лихорадочно пытаясь нащупать выключатель. В темноте по смятой простыне что-то ползло.

Когда Хелен закричала, рот ей заткнули — розами, орхидеями, углом подушки. Крошечные ручки зажали ей нос — и совали ей в рот цветы, цветы, цветы, пока она не замерла, давясь благоуханными лепестками. Над разоренной постелью возникла ухмыляющаяся тень — размером с ребенка. Тонкие руки были обвиты привядшими желто-зелеными побегами, а когда тень поползла к Хелен, постель зашелестела, словно листва под дождем. Кукла подползала гигантским богомолом, подтягиваясь на длинных руках, грубая ткань одеяния скользила у Хелен между коленей, белые зубы сверкали в темноте. Хелен попыталась схватить существо сквозь простыню и ударить о стену. Но она не могла пошевелиться.

Она хотела закричать, но изо рта посыпались цветы, мягкие пальцы орхидей полезли в горло, пока она боролась с простыней.

А клацанье барабанов не прекращалось, даже когда крошечные руки пробежались по ее груди, когда крошечный рот зашипел ей в ухо. Острые, как иглы, зубы пронзили ей плечо, длинный язык развернулся и все лизал кровь, разбрызгивая ее на цветы, обвитые вокруг шеи. Лишь когда узкая тень отпрянула и начались ужасные, ужасные сны, гамелан наконец умолк.

Было уже полдесятого — обычно Хелен встречалась с Лео в кафе гораздо раньше. Он ждал ее и выпил целый кофейник, но в конце концов двинулся наверх, обиженный, что она так и не появилась.

Лео обнаружил ее в том же самом тупике с малайзийскими экспонатами — она сидела над двумя узкими деревянными шкатулками. Он долго смотрел ей в спину и даже собирался так и уйти, ничего не сказав. Волосы у нее были грязные, небрежно свернутые в растрепанный узел, а плечи устало ссутулились. Но не успел Лео отвернуться, как она посмотрела на него, прижав шкатулки к груди.

— Бурная ночка? — процедил Лео.

Шарф, туго замотанный вокруг шеи Хелен, не мог скрыть синяков. Губы распухли, глаза покраснели и запали, словно после бессонной ночи. Лео понимал — у Хелен наверняка есть знакомые, мужчины, любовники. Но она ни разу ни о ком не упоминала, никогда не рассказывала о поездках на выходные или в отпуск. Лео внезапно почувствовал, что его предали, и резко развернулся.

— Лео… — пробормотала Хелен, рассеянно поглаживая шкатулку. — Я сейчас не могу говорить. Я сильно опоздала. Занята, в общем.