Собачья голова - Мортен Рамсланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — сказал Аскиль. — Что, собственно говоря, для меня сделала Норвегия? Я умру в Дании.
Ассимиляция в новой стране прошла для Аскиля на удивление легко. Особенно ему оказалась близка либеральная культура потребления алкоголя. Покончено было с тайными кабачками. Теперь он мог пить, ни от кого не скрываясь, чем он и занимался с большим энтузиазмом — за исключением тех дней, когда его начинала особенно мучить язва желудка, и ему приходилось неделями воздерживаться от спиртного, что вносило некоторую сумятицу в заведенный в доме порядок. Но вернемся к фотографии 1960 года.
— Что за уши, — смеялась Бьорк, — с этими ушами у нас были одни неприятности.
Впервые она обратила внимание на более пропорциональное соотношение между ушами и телом однажды летом, когда они уже второй год жили в Ольборге. Она стояла у кухонного окна, наблюдая, как Ушастый на бешеной скорости кругами носился по дороге, когда до нее вдруг дошло, что его уши вовсе не кажутся большими.
Ушастый этот факт уже давно осознал, но в ту пору его больше всего занимала езда на велосипеде. Однажды он потерял управление и, подобно Круглой Башке, врезался в машину молочника, стоявшую у обочины. В тот же момент раздался тихий голос:
— Вот дурень, говорить нормально не умеешь, так еще и с велосипедом справиться не можешь.
И светловолосая девочка, удивительно похожая на блондинку из заколдованных лесов Нурланна, исчезла в конце улицы, и кроме пульсирующей боли в колене, Ушастый скоро почувствовал еще сильную боль в животе, от которой его стало тошнить. Четырнадцатилетняя девочка, которую звали Марианна Квист, не догадывалась о том, что в прошлом она бродила по заколдованным лесам своего поклонника. Не представляла она и того, что ей суждено сыграть роковую роль в истории семьи Эрикссонов, что она — сама не желая того — нанесет семье самый страшный из всех ударов. Нет, в мир четырнадцатилетней девочки эта катающаяся на велосипеде горная мартышка просто вносила некоторое разнообразие, и наблюдала она за безумным велосипедистом, гоняющимся за ней, со смесью любопытства и презрения. Он, однако, не был таким назойливым, как Круглая Башка, потому что полтора года в Дании научили его не высовываться.
На школьном дворе, ветреным январским днем 1960 года, ему пришлось возродить искусство яйцепинательства, ведь горной мартышке из Норвегии в компании датских школьников необходимо продемонстрировать кое-какие таланты, чтобы избежать прогулки к подвальному писсуару, которая вообще-то была обязательна для всех новичков. Но когда он, желая развить свои таланты, той же весной записался в местный боксерский клуб, его довольно быстро оттуда выгнали, потому что он пользовался нечестными приемами и бил противника в пах. К своему глубокому разочарованию, он также вынужден был констатировать, что крабы в Лимфьорде — лишь жалкое подобие гигантов Норвежского моря. Желающих покупать выловленных им в мутном фьорде недоразвитых крабов так и не нашлось.
Как-то ночью вскоре после переезда он не мог заснуть и сидел на подоконнике — в отсветах уличного фонаря на Нюбоверфтсвай. Бьорк в свое время пообещала ему, что они всю жизнь будут жить в кубистическом доме, а теперь Берген был от него на расстоянии световых лет, и он скучал по необузданности Круглой Башки, брюзгливой сердечности торговца монетами Ибсена и мальчишкам из Скансена. И сидя вот так — наполовину в Бергене, впервые в жизни погрузившись в меланхолическую дымку, он увидел, как в одном из окон дома напротив зажегся свет. Сосед был слесарем, он, как и Аскиль, работал на верфи. Ушастый сонно сощурил глаза и замер, увидев, как какая-то девушка поднялась с кровати и побрела из комнаты. Занавески она не закрывала, и созерцание девушки-призрака из заколдованных лесов произвело на него такое сильное впечатление, что во всех его мучениях, связанных с переездом, внезапно появился какой-то смысл. То, что светловолосая девушка из заколдованных лесов приняла образ двенадцатилетней дочери слесаря в ночной рубашке, и то, что она, похоже, в последующие дни никак не реагировала на его загадочные взгляды, не обескуражило его. Прошло немного времени — и он взял у Аскиля подзорную трубу, установил ее на подоконнике и сидел теперь до полуночи, приклеившись к ней, становясь молчаливым свидетелем ритуалов, которые для непосвященных казались совершенно тривиальными: Марианна перед сном расчесывает волосы; слесарь заходит к ней, чтобы сказать «спокойной ночи»; мать садится на кровать и почесывает девочке спину. Он обратил внимание, что ей нравится, когда ей почесывают спину, что она любит вытягивать губы и бросать на саму себя в зеркале обворожительные взгляды и что она никогда не забывает поцеловать зеленого медвежонка — самую страшную из ее игрушек — перед тем, как погаснет свет. Через полгода он, к своему удивлению, увидел, что она не только целует медвежонка. Иногда, ложась в постель, она засовывала его между ног и так сжимала их, что медвежонка уже почти не было видно. От созерцания теперь уже тринадцатилетней девочки с зеленым медвежонком между ног у него начинала кружиться голова, и он стал разрабатывать фантастические, невероятные планы, чтобы она обратила на него внимание. Но, не обладая самоуверенностью Круглой Башки, не владея унылой монотонностью датского произношения и имея лишь болезненный опыт общения с Линдой в кустах, он и в дневные часы не мог найти других пригодных моделей поведения, кроме роли бессловесного вуайериста. А в это время тело росло, уши уменьшались, первые интонации ютландских диалектов закрадывались в его речь, легкая бледность, вызванная недосыпанием, легла на его лицо, а вокруг левого глаза появился темный ободок — следствие регулярного контакта с подзорной трубой.
Однажды осенним вечером 1960 года внимание бессловесного вуайериста привлекло какое-то белое пятно у дома на противоположной стороне улицы. Это было белье, которое соседка забыла унести в дом и которое осталось висеть на веревке, раскачиваясь на осеннем ветру. Он настроил подзорную трубу и увидел белые хлопчатобумажные трусики, несомненно принадлежавшие девочке. Через минуту он выпрыгнул из окна, перебежал в сад слесаря и, боязливо оглядываясь, схватил трусики и засунул в карман пижамы. Дома он спрятал их в верхнем ящике ночного столика и часто доставал их, когда лежал по ночам без сна. Засыпая, он представлял себя зеленым медвежонком и как его целует на ночь девочка из заколдованных лесов, а потом он укладывается спать между ее крепкими ногами. От всех этих фантазий он чувствовал некоторое смущение, и более всего боялся, что Бьорк заметит трусики на подушке, когда придет будить его утром. Он клялся себе, что скоро с ними расстанется, и напряженно размышлял о том, как же сделать так, чтобы девочка обратила на него внимание.
Решение было найдено на следующий год. Помог ему старый велосипед, валявшийся в кустах, мимо которых Аскиль проходил каждый день по пути на работу. Когда дедушка множество раз прошел мимо бесхозного велосипеда, то просто-напросто решил взять его домой и подарить сыну на пятнадцатилетие. И вот, глядя на свой первый велосипед, Ушастый понял, что нашел способ привлечь внимание девочки: он должен показать себя бесстрашным велосипедистом.
И вот прохожие стали обращать внимание на пятнадцатилетнего мальчика; с тем же энтузиазмом, с которым Ушастый когда-то предавался искусству яйцепинания, он взялся теперь за опасные велосипедные трюки. Вскоре он уже мог носиться с бешеной скоростью, не держась за руль. Он научился ездить с завязанными глазами и хитрил в данном случае лишь самую малость. Он пробовал использовать руки вместо ног, сидя спиной вперед, с разгона заезжал на бордюр — вот откуда идет воспоминание Бьорк о сыне, который на бешеной скорости кругами носится по дороге, пока не въезжает в стоящую у обочины машину молочника. Бьорк, выбежавшая из дома осмотреть колено сына, быстро сложила два и два, обратив внимание на четырнадцатилетнюю девочку из дома напротив, которая тут же исчезла за углом, бросая таинственные взгляды через плечо. «Глупый мальчишка», — подумала она и улыбнулась, но, когда пришла зима, созерцание катающегося на велосипеде сына, который теперь оттачивал свои трюки на замерзших лужах, так обеспокоило ее, что она однажды предложила ему пригласить девочку из дома напротив на чай.