Эллины (Под небом Эллады. Поход Александра) - Герман Германович Генкель

разгневанного хозяина и поспешили увести Ликурга, настойчиво повторявшего, что Мегакл изменник, так как стремится к тирании.

Старик Гиппоклид распорядился немедленно удалить из залы рабов, причём дал Мегаклу совет безусловно умертвить всех тех из них, которые присутствовали при его ссоре с Ликургом. Этим он думал предотвратить распространение сплетен по городу.

Вполне понятно, что среди рабов Мегакла теперь царила паника, хотя один из невольников и утверждал, что слышал собственными ушами, как хозяин наотрез отказался привести в исполнение совет Гиппоклида. При этом Мегакл сказал:

— Я не только не боюсь сплетен, но буду очень рад, если завтра афиняне узнают, что за личность Ликург. Я сам приму все меры к тому, чтобы предать это дело самой широкой огласке. Пусть Аттика ведает, кто её настоящий предатель. А расправлюсь с ним я уже сам, своими силами.

Слова эти вызвали ещё больше смятения среди присутствовавших, и последние из гостей, ещё остававшиеся в доме после удаления Ликурга, поспешили откланяться...

Теперь Мегакл сидел один в своей рабочей комнате. Грудь его высоко вздымалась, и он тяжело дышал, всё ещё не будучи в силах преодолеть свой гнев. При одном воспоминании о нанесённом ему оскорблении он трясся всем телом. Невольник, вошедший к нему в комнату и спросивший, не угодно ли Мегаклу выпить чашу холодного вина, чуть не поплатился жизнью: афинянин пустил в него, вместо ответа, тяжёлым бронзовым подсвечником, серьёзно ранившим раба в голову.

Водяные часы, стоявшие на рабочем столе, показывали уже позднее время: было недалеко до полуночи. Мегакл хлопнул в ладоши; на пороге показался невольник-подросток. Он почтительно остановился у дверей, молча ожидая приказаний.

— Пойдёшь в гинекей, — прервал Мегакл молчание, — и позовёшь мне старуху Филомелу. Или постой: скажи Филомеле, чтобы она передала жене моей, если та ещё не спит, что я желаю её видеть, по возможности немедленно, что я её жду здесь.

Мальчик быстро исчез. Немного погодя в комнату вошла Агариста. При виде бледного и расстроенного мужа она тревожно спросила, что случилось. Снова вздулись жилы на лбу Мегакла, когда он в нескольких словах рассказал Агаристе о всём происшедшем в этот вечер.

— Что же теперь делать? — с отчаянием воскликнула дочь Клисфена. — Ведь в лице Ликурга ты лишаешься главной своей опоры! Что будет дальше?

— А вот об этом я и хотел переговорить с тобой. Ты видишь, я смотрю на тебя не как на женщину, а как на друга, на умного, преданного человека. Если афинянин советуется с женой, то дело серьёзно. Сядь же здесь, на этой скамье, и выслушай внимательно то, что я скажу тебе.

Агариста охотно исполнила приказание мужа, и вся обратилась в слух.

— Ликург, при моей поддержке, так окреп, что я становлюсь для него обузой. Вот чем объясняется его сегодняшнее поведение. Но без него я бессилен: мои паралии не в состоянии начать борьбу с педиэями и диакриями вместе. Однако взгляни, одни ли мы и нет ли у стен ушей.

Агариста убедилась, что никто не подслушивает их разговора, и Мегакл продолжал:

— По моему крайнему разумению, дело настолько скверно, что приходится решаться на последнюю меру. Ты помнишь, что я говорил тебе в ту ночь, когда мы, два года тому назад, ехали на триреме в Мегару?

— Как не помнить! Но дело это рискованное. Неужели ты не боишься возвращения Писистрата? Ведь тогда тебе навсегда придётся проститься с мечтой стать единовластным правителем Афин.

— Что же делать! Посуди сама лучше быть тестем тирана, чем игрушкой в руках какого-то Ликурга, который, вдобавок, так силён, что легко сотрёт нас с лица земли. Нет. здесь выбора быть не может. Это ясно. А вот, говорила ли ты на эту тему с дочерью нашей Кесирой?

— Я-то говорила с ней, но она упрямится.

— Что она говорит?

— Кесира заявляет, что Писистрат слишком стар для неё. Она смеётся при мысли быть женой человека, который вполне мог бы быть её отцом.

— Да, но объяснила ли ты ей, что положение жены Писистрата даст ей полную свободу? Не забывает ли она и о своём возрасте? Ведь ей не шестнадцать лет. Я, в сущности, уже давно должен был бы иметь внуков.

— Ты забываешь, Мегакл, о взглядах нашей дочери на брак. Она охотно останется незамужней, лишь бы сохранить свою свободу.

Мегакл угрюмо помолчал, затем поднялся с места и проговорил решительно:

— Твоё дело, Агариста, убедить дочь в необходимости этого шага, и я твёрдо надеюсь на твою помощь. Слишком много зависит от этого для всех нас. Я не позволю, чтобы цель моей жизни рухнула из-за каприза девчонки.

— Ты не волнуйся, мой друг. Я надеюсь уладить это дело. Кесира — нечего скрывать — неумна и тщеславна. Если я поставлю вопрос таким образом, что неизвестно, захочет ли ещё Писистрат жениться на дурнушке, девчонка полезет на стену и сама поможет нам в этом деле.

— Ты у меня, я так и знал, молодец, а не женщина! — радостно воскликнул Мегакл. — За Писистрата же я не боюсь: он теперь беден, как мышь, а деньги Кесиры помогут ему вернуть и власть, и утраченное богатство. Итак, за дело!

Долго ещё супруги развивали друг перед другом свои дальнейшие планы, пока догоревшее в лампах масло не подсказало им, что добрая половина ночи прошла и пора идти на покой.

VII. ПОМОЩЬ АФИНЫ-ПАЛЛАДЫ

На границе Фракии и Македонии возвышается крутая, лесистая гора Скамбр, с южного отрога которой быстро сбегает бурным потоком Стримон. Образовав