Королевская посланница - Лариса Шкатула

– Ладно, ладно, дочурка, я погорячился! – смягчил голос мужчина. – Но что я мог ещё подумать, ежели ты обещала вернуться в четыре часа пополудни, а тебя нет и нет, к тому же Бернар куда-то запропастился. Дело идёт к вечеру… Не мог же я бросить дом, чтобы пойти тебе навстречу… Ты на меня не обиделась, правда, Люси, не станешь же ты обижаться на своего старого папочку…

– Ясное дело, не стану! Чего бы это я обижалась? Но согласись, что я с лошадьми могу управляться гораздо лучше, чем хозяйка этой кареты, которая сидит внутри.

– Так ты приехала не одна? – Голос мужчины снизился до полушепота. – А не предупредила. Я раскричался, как сварливая кухарка…

Соня поняла, что пора ей появиться на свет. А то она сидит в карете и будто подслушивает разговор между отцом и дочерью. Она поставила ногу на подножку.

К ней тотчас подбежал и подал руку мужчина средних лет, опрятно одетый. Он поклонился Софье и произнес:

– Позвольте, мадам, вашу руку.

А Соня в этот момент лихорадочно думала, как ей представиться. Своим собственным именем или графиней Савари? Ведь по документам она и в самом деле графиня Савари. Получается теперь – вдова. Она совсем забыла об этом. К тому же бросила тело своего мужа на произвол судьбы! К счастью, встретивший их мужчина не заметил её смятения.

Но нет, перед этими добрыми людьми ей нет необходимости притворяться. Вряд ли они станут требовать у неё документы… Кстати, расстанься она с Тредиаковским в хороших отношениях, имела бы сейчас при себе свои собственные документы. Он ведь предупредил, что возит их с собой, чтобы отдать Соне при встрече…

Опять она ушла в свои мысли, а отец Люси ей что-то рассказывает!

Он пощелкал пальцами у виска.

– …Но я, кажется, разболтался, едва увидев красивую женщину… Ах да, простите, я вам не представился. Меня зовут Жильбер Роллан.

– А я княжна Софья Астахова.

Ничего, Соня побудет в своем истинном обличье ещё некоторое время, а потом решит, как ей быть дальше. Ведь до Австрии – цели её поездки – еще ехать и ехать.

– Так вы иностранка? – изумился Роллан. – Вот уж никогда бы не подумал!.. Вы не беспокойтесь…

Он заметил, что Соня невольно оглянулась на оставленную карету.

– Люси сама выпряжет лошадей, и у нас будет чем их накормить…

Осторожно поддерживая Соню под руку, он вел её к дому, выстроенному из камня, умело подобранного один к другому, так что стены смотрелись очень живописно и никак не напоминали жилье крестьянина. По крайней мере, по Сониным представлениям.

Окна дома были из разноцветного стекла, но это был вовсе не витраж, а случайное сочетание небольших его частей, как если бы просто использовали то, что осталось от витража.

– Красивый у вас дом! – восхищенно проговорила Соня.

Роллан одобрительно посмотрел на нее.

– Я построил этот дом для моей ныне покойной жены, матери Люси. Я делал витраж в соборе Святой Женевьевы, и настоятель разрешил мне взять оставшиеся кусочки стекла. Падре знал, что я беден… Прошу вас, проходите в дом.

Внутри дом тоже не походил на дома крестьян. Мебель была добротной, но изготовитель ее обладал немалым воображением – сделал причудливо изогнутые ножки, спинки высоких стульев украшала инкрустация.

– Моя жена была удивительно хороша. Странно даже, что ее дети не унаследовали материнской красоты, как можно было бы ожидать, – сказал Жильбер в ответ на её невысказанные мысли.

Теперь уже Соня не без основания могла предположить, что хозяин родом отнюдь не из этих мест. И, перефразируя Юлия Цезаря, можно было бы сказать: пришел, увидел, остался. Навсегда.

Наверняка господин Роллан мог бы рассказать любопытствующему слушателю интересную историю, где в качестве главного героя выступал бы он сам.

Словом, жизнь, какую Соня наблюдала ныне вокруг себя, оказалась куда занимательнее тех романов, которые она прежде с упоением читала. Причём если в романах она обычно могла предугадать конец, то житейские ситуации частенько ставили её в тупик.

Вот, например, никто из новых знакомых не спрашивал Софью о ее планах – а вдруг она торопилась и не захотела бы здесь остаться, чтобы переночевать? А её привезли к себе люди, чье общественное и имущественное положение гораздо ниже Сониного. Но эта мысль лишь мелькнула в мозгу княжны и пропала. Конечно же, Люси права: то, что она делает, просто само собой разумеющееся. Наверное, и французы считают, что утро вечера мудренее.

Однако, как извилиста и прихотлива дорога её жизни: из апартаментов Версаля попасть в этот небогатый дом на окраине леса…

Но Соня не то чтобы собралась вдруг плыть по течению, она решила довериться этим людям, с которыми неожиданно столкнула её судьба.

Спала княжна на матрасе, набитом свежим сеном. И спала так сладко, будто родилась на сеновале и в эту ночь вернулась в родную стихию. Скажи она об этом кому-нибудь из петербургских знакомых, ей бы никто не поверил. Да к тому же случилось такое не где-нибудь в её захудалом поместье, а в самой Франции, которую многие Сонины соотечественники считали чуть ли не центром мира.

Поскольку поместили Соню на втором этаже этого ни на какой другой не похожего дома, спустилась она вниз по скрипучим деревянным ступенькам во двор и умылась водой, которую из кувшина полила ей на руки Люси.

Вода оказалась ледяной – из ручья, который, как пояснила девушка, тёк недалеко от их дома. Соня и раньше умывалась холодной водой, а такой студеной – никогда. Но не говорить же Люси, что она к такому не привыкла.

Соня подозревала, что, не случись на неё нападения и не останься она без своих спутников, ей пришлось бы ночевать на каком-нибудь постоялом дворе, где с подобными неудобствами она бы не столкнулась.

Зато после умывания кожа лица у нее разгорелась, омытые ключевой водой глаза засияли так, что Люси, заглядевшись на неё, невольно воскликнула:

– Матерь Божья, мадемуазель, какая вы красавица!

– Ты права, сестрёнка, такая райская птичка к нам залетела, и глаз не оторвать!

За её спиной раздался веселый мужской голос, и взору Сони предстала фигура мужчины, который, похоже, спал на сеновале. Рубашка и штаны его были изрядно помяты, а в волосах торчали сухие травинки.

– Небось опять всё сено разворошил, а я за тобой убирай! – проворчала Люси.

– Что поделаешь, малышка, таков закон: пока старший брат не женат, за ним ухаживает сестра, а в обмен на эти маленькие услуги брат её защищает и следит, чтобы какой-нибудь негодяй до срока не испортил то, чем природа наделяет всякую девушку, хотя отнюдь не всякая это ценит и бережёт.

Он перевел внимательный взгляд на Соню и, не скрываясь, оглядел ее с ног до головы.

– Однако и наша райская птичка, похоже, растеряла некоторые свои перышки.