Кольцо "принцессы" - Сергей Алексеев

– Не хочу, товарищ подполковник, – откровенно сказал тот. – Меня с этой заразы воротит. Коньяку бы выпил. И вам для сердца лучше.

Особист на минуту удалился за дверь и, вернувшись, сообщил:

– Сейчас принесут коньяк. Молдавский, «Белый аист» пойдет?

В тот миг пришла шальная мысль: если Заховаю удастся выкрутиться из сложного положения, он представление напишет на орден. Или на медаль. Не за подвиг – из одних только благодарных чувств, за последнюю неделю он сильно сдал…

Даже в нос перестал говорить…

Коньяк принесли через три минуты.

Особист заховал стаканы с водкой в стол, достал чистые рюмки и налил обе до краев.

– За здоровье, – поднял тост. – У тебя как? Все при всем? Или жалобы есть?

– Все при всем, – Шабанов выпил.

– Тогда должен знать, где упал. Хотя бы примерно. Только отстань со своим хребтом.

– Не знаю…

– Пойми, Герман. Кольца от прибора маловато, нужны «черные ящики». Запись показаний приборов, подтверждение твоим заключениям. Чтоб сделать выводы.

– Это я понимаю.

– Ты катапультировался, сел… Что дальше? Собрал парашют и пошел в Пикулино?

– Примерно так.

– Но ты же трезвый шел. И с головой у тебя все было в порядке, вот первоначальное заключение нашей санчасти. Должен запомнить дорогу, направление. Не мог не запомнить!

– Все было как во сне.

– Ладно. Давай рассуждать, – предложил Заховай и налил еще одну рюмку. – Ты приземлился на нашей территории. Если бы не на нашей, то через неделю уж никак бы не заявился. Тем более пешком, верно?

– Верно.

– Идем дальше. После дозаправки в Алтупе топлива у тебя должно было хватить… – он снова подошел к карте, – максимум на две с половиной тысячи километров. Отбиваем северную границу дальности полета. Это примерно по линии Кежма – Витим – Тяня. Восточная: Тоора-Хем – Бородино – Тасеево. И западная: Борзя – Букачача – Чара. Выйти из этого квадрата ты не мог. При условии, если упал на территории России.

– Не мог…

– И пешком прийти за неделю никак не мог.

– Разумеется…

– Территории Китая и Монголии исключаются. Ты же не переходил границ?

– Вроде бы не переходил.

– Значит, катастрофа произошла на нашей территории. Так на чем же добирался?

– На летающей тарелке, больше не на чем.

– Шутки будут после того, как уедет комиссия, – предупредил Заховай. – Причем удовлетворенная уедет.

– Как иначе объяснить?

– Постарайся!

– Хорошо, на летающей тыкве. Спелой такой, желтой… Устраивает?

– Капитан, не надо ля-ля. Давай серьезно.

– Если серьезно – не знаю.

Особист спрятал коньяк в стол, едва скрывая отчаяние, несколько минут стоял у карты, но не смотрел в нее – думал.

– Судя по парашюту, ты завесился на деревьях, – вдруг сказал он. – Объясни, зачем тебе понадобилось снимать купол? Это же знак, по которому тебя довольно легко обнаружить. А ты снял… Зачем?

– Не знал, на чьей территории упал, – Шабанов понюхал пустую рюмку. – Действовал по инструкции.

– Добро… А за каким хреном тащил его на себе столько верст? Мог бы закопать, спрятать…

– Комары заели! Да и спать на земле холодно.

– Зачем ты взял его с собой, когда уходил из дома?

– По привычке, наверное…

– А почему подвесную систему отрезал только в своей квартире? Столько тащил лишний груз! Жалко было?

– В общем-то, да…

– Самолет не жалко, «принцессы» не жалко – парашют пожалел?

– Выходит, так.

– Не так выходит, Шабанов! Все не так! Почему ликвидировал секретный прибор?

– Все по инструкции, – отпарировал он. – Предполагал, нахожусь на территории чужого государства.

– Была явная угроза?

– Гнались какие-то люди…

– Годится. Зачем портить парашют в своей квартире? – Заховай становился циничнее, и все надежды на орден или медаль рушились.

– По пьянке. Видели на кухне бутылки?.. Ну и со злости.

– И это годится, – он открыл шабановскую планшетку, лежащую на столе. – Откуда у тебя такой документ?

Особист выложил удостоверение личности японского солдата.

– Нашел в землянке. От хозяина остался скелет, прикрытый тигровой шкурой. Еще винтовка и самурайский меч.

– Чем прикрытый?

Это был ляп – про шкуру…

– Ну, каким-то мехом, – поправился Герман. – Показалось, тигровым. Лет-то сколько прошло!

– Лет прошло много, – заключил мастер тайных дел. – А живые люди тебе встречались? Пройдено-то было много, и не совсем уж по пустынным местам.

Ответ ему был не важен, Заховай что-то задумал и теперь тщательно прокручивал в голове.

– Гнались какие-то люди в черной униформе, – не совсем убедительно ответил Шабанов. – Потом в камуфле…

– Я прослушал ваш радиообмен с капитаном Жуковым, – вдруг сказал Заховай. – Он выпускал тебя четвертого мая… Как обычно, болтовня в эфире!.. Но скажи мне, о каком звере ты говорил?

– О звере?..

– Да, собирался войти к нему в клетку, зная точно, что он там есть. Что все это значит?

– Ничего особенного, старая шутка, еще с кадетских времен.

– Странная шутка… Напоминает некий условный язык, иносказание.

– В общем-то, да, напоминает, – согласился Шабанов. – Одно дело входить в клетку медведя, когда знаешь, что его там нет, и другое – если точно известно, что зверь там.

– Вот что, капитан, – особист подсунул незаконченный рапорт. – Подписывай и ложись на мою тревожную койку. Отдохнешь – продолжим. Ты и в самом деле устал.

Когда Заховай притворил за собой дверь, Герман с удовольствием взбил подушку, лег лицом к стенке, натянул на ноги край одеяла и мгновенно уснул. В тот миг ему было все равно, что замыслил мастер тайных дел; он уже понимал, что предстоит пройти огромную дистанцию, и, как опытный спринтер, берег силы…

Следующим в очереди стоял не командир полка, что было бы справедливо, а представитель Росвооружения. Вероятно, рынок имел свою собственную внутреннюю логику и иерархию, не связанную с чинами и званиями – спрашивал за погубленный товар тот, кто платил деньги. Полковник Ужнин в этой ситуации напоминал конюха, с чьей конюшни взяли коня для перевозки товара, а он опрокинул воз и все испортил. Из благополучного, бравого весельчака маркитант превратился в серо-синюю тень, словно его поймали за кражу с уличных лотков. Он не заключал непосредственных сделок, скорее, исполнял роль приказчика в хозяйской лавке, но им в случае чего больше всех и достается. Место у него считалось хлебным, сытным, и если офицеров посылали в Забайкальский округ, что расценивалось многими как ссылка, то этот поехал сам, по доброй воле, как братья-абхазы, и готов был стойко переносить все тяготы и невзгоды. Недавно он с трудом пережил суровый декабрь в Иркутске и гибель товара в упавшем на город «Антее». Если там и была его вина, то весьма косвенная; тут же, чувствовалось, на него вешают всех собак, и если Заховаю для отмазки достаточно кольца «принцессы» и более-менее вразумительного объяснения, где и почему упал самолет, то полковника Ужнина этим не успокоить.