Только ты и я - Джил Мансел

В душе Кей поднялась гордость за свою худенькую тринадцатилетнюю дочку, которой удалось произвести такие разрушения, однако она спокойно произнесла:

— Я сожалею о случившемся. Но как я понимаю, ты сам спровоцировал Лу.

— Она просто обезумела. Стала орать и вопить. Потом бросилась на меня и принялась бить. Как будто на меня напало дикое животное. — Эдди возмущенно добавил: — Взгляните, во что она превратила мое лицо!

Ура-а-а!

— Его тщательно осмотрела медсестра, — включился в разговор Том Льюис. — Нос цел. И с глазом все будет в порядке.

— Что ж, хорошо. Но я уверена, что ты понимаешь, почему Лу расстроилась, — заявила Кей. — Очевидно, ты уже несколько месяцев высказываешься насчет ее отца.

Эдди покраснел и сунул руки в карманы брюк.

— Это были шутки.

— Для тебя — возможно. А ей ты причинял боль. Сильную.

— Да? — Он указал на свое лицо. — А это?

У него в кармане зазвонил телефон. Увидев, кто звонит, он ответил на звонок.

— Пап? Гм… да, я знаю, что ты занят. Извини. В школе сказали, что я должен позвонить тебе и сообщить, что я подрался. — Он помолчал, слушая, потом сказал: — Нет, ничего серьезного. Я в порядке. И начал не я, ясно? Миссис Херон сказал, что я должен спросить, не хочешь ли ты приехать сюда и обсудить это. — Еще одна пауза. — Нет, все нормально, иди на свою встречу. Увидимся вечером. Пока. — Эдди нажал на кнопку отбоя и пробурчал: — У него по горло работы. В общем, его это не интересует.

Том Льюис явно испытал облегчение. Очевидно, все опасались, что отец Эдди при первом упоминании об избиении устроит скандал, примется размахивать пистолетом и призовет себе на помощь целую армию адвокатов. Эдди же разрывался между двумя чувствами: с одной стороны, его мучило смущение из-за того, что его побила девочка, а с другой — ему очень хотелось, чтобы в конце концов она получила по заслугам. Однако они еще не выпутались из этой сложной ситуации. Не исключено, что его занятой отец передумает, когда увидит, что сделали с красивым лицом его сына.

* * *

— Она не хотела, чтобы ты знал, — сказала Кей Максу, когда тот вернулся вечером домой, — но я убедила ее, что мы должны рассказать. Ах, Макс, она в ужасном состоянии.

Макс на мгновение прикрыл глаза. Сегодняшний день и так был полон стрессов, особенно когда Джеми Майклс и Тэнди долго спорили и наконец решили, что у итальянской плитки из ляпис-лазури для гардеробной первого этажа неправильный цвет.

А теперь вот это. Он представил, как из-за него Лу донимают в школе, и у него едва не разорвалось сердце.

Черт. Черт. Как он мог думать, что его дочь не пострадает от его эгоизма? Грудь сдавил спазм. Макс оставил Кей и Тилли в гостиной и поднялся наверх.

— Ой, пап, прости меня. — Увидев его, Лу разрыдалась. — Я просила их не рассказывать тебе.

Макс прошел через комнату. Прелесть объятия заключается в том, что человек, которого ты обнимаешь, не видит, что твои глаза затуманились слезами. Крепко прижав Лу к себе, Макс сказал:

— Даже не думай извиняться. Это моя вина.

— Ничего подобного. Это его вина. Мальчишки такие дети. И такие невежественные. Я ненавижу, ненавижу, ненавижу Эдди Маршалл-Хиккса. — Вытерев лицо рукавом, Лу добавила: — Я знаю, что не должна была так поступать, но все равно, понимаешь, я действительно очень жалею, что не выбила ему зубы.

К горлу Макса подкатил комок. Он погладил Лу по худеньким плечикам.

— Нужно было давно рассказать об этом.

— Я не могла рассказать тебе. А мама была в Лос-Анджелесе, когда все началось. — Лу пожала плечами. — А потом просто привыкаешь к тому, чтобы не рассказывать. Мальчишки ужасные, им нравится издеваться над людьми. Забавно: мама и Тилли, обе думали, что Эдди мне нравится, потому что они видели нас вместе. — Ее рот изогнулся в причудливой смеси горестной усмешки и веселой улыбки. — Но это потому, что он доставал меня, говорил гадости и оскорблял. Однажды они увидели, как я погналась за ним и вырвала у него листок, и решили, что это любовное письмо. Если бы.

— А что это было?

— Мерзкая записка, которую он прицепил мне на спину. И не спрашивай, что там было написано.

— Ох, детка моя. — Макс тяжело вздохнул. — Во что я тебя втянул?

— Пап, это не твоя вина. Ты такой, какой есть.

Хватит думать, будто честное и открытое восприятие ситуации пошло на пользу. Сейчас Макс всем сердцем жалел, что отказался жить во лжи. Тот факт, что все в Роксборо отнеслись к этому спокойно — во всяком случае, внешне, при встрече с ним лицом к лицу, — наполнил его ложной уверенностью. Его главная ошибка заключается в том, что он поверил Лу, когда та заявила, что все ее знакомые отнеслись к этому спокойно.

— Я тебя не стыжусь, — будто прочитав его мысли, горячо проговорила она. — Я горжусь.

О черт, она уже перестала плакать, а вот он сейчас разрыдается. Чем он заслужил такую замечательную дочь?

— Это только один мальчик? — хриплым голосом спросил Макс. — Или их больше?

Лу мгновение колебалась.

— Больше. Но Эдди худший.

— А девочки?

Она пожала плечами.

— Иногда они смеются над тем, что он говорит. Но по большей части с ними нет проблем.

— Хочешь перейти в другую школу?

— Нет. — Она замотала головой и обняла его. — Кто сказал, что в другой школе все будет по-другому? Везде есть идиоты, которые слишком тупы, чтобы понимать других.

— Если когда-нибудь захочешь уйти из этой школы, скажи. Я серьезно.

Лу поморщилась:

— Возможно, мне придется уйти. Еще ничего не ясно. Вероятно, к следующей неделе меня выкинут.

— Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло. Выкинуть тебя после всего, что тебе устроил этот маленький негодяй? Ни за что. Завтра же встречусь с миссис Херон. — Макс внимательно посмотрел на Лу. — Так или иначе, мы решим этот вопрос.

Когда тебе нравится нравственно испорченный человек, ты начинаешь уделять больше внимания своей внешности, и когда ты случайно сталкиваешься с ним, тебе спокойно от сознания, что ты выглядишь потрясающе.

И здесь дело не только в макияже. Еще и в одежде. И даже в нижнем белье. Тилли понимала, насколько все это нелогично, но все равно продолжала это делать. Вместо того чтобы надеть старые бюстгальтер и трусы, она старательно выбирала — нет, не лучшее, — но красивое белье, в котором не стыдно показаться на людях. Она также стала носить более красивую одежду, чаще укладывать волосы и накладывать макияж, и даже ноги она теперь брила чаще — не раз в две недели, да и то, если времени хватит, а два раза в неделю.

Сначала она пыталась притворяться, будто ничего не происходит, потом признала, что что-то происходит, и стала притворяться, будто делает это ради себя самой.