90-е: Шоу должно продолжаться – 4 - Саша Фишер

размера. Я поднял Лену с пола, и закутал ее дрожащее тело в халат. Она все так же старательно отворачивала голову, чтобы на меня не смотреть.

— Лена, ты как себя чувствуешь? — спросил я, выводя девушку из страшной и мокрой душевой.

— Нормально, — буркнула она.

— Судя по твоему лицу, ты все помнишь, да? — спросил я.

Лена промолчала, щеки ее вспыхнули до самых ушей.

— Так, дорогая, слушай меня, — я тряхнул ее за плечи и принудительно заглянул ей в лицо. — Мы приедем домой и никому ничего не расскажем, поняла? Скажем, что нашли тебя у новых подруг, где вы что-то такое делали… ну… крестиком вышивали. А телефона нет, вот ты и не позвонила. Ты слышишь меня? Мы с Лариской не скажем твоим родителям, в каком состоянии тебя нашли.

— Точно не скажете? — жалобно проговорила Лена.

— Зуб на сало, — хмыкнул я. — Все, что было у Боржича, останется у Боржича.

Вообще-то моим первым порывом было спросить, не склонили ли ее ко всей этой коммунальной кама-сутре насильно. Воспользовавшись тем, что она была пьяна в дрова. Но я не стал вполне сознательно. Во-первых, Лена уже пыталась разыграть подобную карту с Вовой-Велиалом, и незачем ее толкать на проторенную дорожку, а во-вторых, компашку Боржича я уже успел изучить довольно неплохо. Это товарищи безалаберные и неразборчивые в связях, конечно, но совершенно незлые. Потрахаться, изобретательно меняясь партнерами, они любят, но чтобы насильно… Ну и, судя по рассказам, опять же, Лена была вовсе даже не в состоянии «бесчувственное бревно». Она была активна, деятельна, и инициатива целиком и полностью исходила от нее. Что тоже, конечно не отменяет ситуации «ее опьянением воспользовались», но вот конкретно в случае Лены мне не очень хотелось педалировать эту тему и нести в благожелательную и мирную хиппанскую компанию всякие неприятности в виде разборок с Грохотовым-старшим и всяческих заявлений в изнасиловании.

— Лариска, клянись, что точно ничего не расскажешь! — я оглянулся на сеструха. У той уже прошел приступ хохота, но она все равно выглядела весьма… злорадно.

— Ну я не знааааю даже… — протянула та.

— Не скажет она! — Ася обняла Лариску за талию и громко прошептала на ухо. — Пойдем поболтаем в сторонке…

— Девочки, еще вещи Лены там в комнате соберите, — сказал я им вслед.

— Я могу объяснить… — Лена шмыгнула носом.

— Ничего мне объяснять не надо, — отмахнулся я. — Я тебе не брат и не отец, ты взрослый человек, можешь делать все, что хочешь.

— Нет, послушай! — Лена схватила меня за руку. — Это все из-за тебя!

— Да-да, дорогая, — отступая на шаг и освобождая руку, покивал я. — Как скажешь. А сейчас лучше приведи себя в порядок, умойся, там, зубы почисти. А то у тебя тушь потекла…

— Но ты не понимаешь! — Лена снова сделала шаг ко мне.

— Точно, я вообще полный дурак и чурбан, — согласился я. — Самого бесит иногда. Принести тебе зубную пасту?

— На кухне лежит, на раковине, — сказала Люся, накручивая на палец прядь волос.

— Вот видишь, так даже лучше, — хмыкнул я. — И в комнату заходить не надо. Или ты хочешь послушать бурные овации и аплодисменты?

Лена снова покраснела и отвернулась.

— Это случайно все получилось… — пробормотала она.

— Да как скажешь, дорогая, — я пожал плечами. — Ты пойдешь умываться, или тебе в этом тоже надо помочь?

— Дурак! — обиженно бросила Лена и прошлепала босыми ногами в кухню. Халат был ей настолько велик, что волочился по полу. Зашумела вода.

— Фух… — облегченно выдохнул я и посмотрел на Люсю. — Не было, как говориться, заботы…

— Да забей, — Люся пожала плечами. — Подумаешь, с кем не бывает?

— Годный совет, ага, — хмыкнул я. — Так и поступлю, пожалуй.

— Прошлым летом у нас был маленький фестиваль в лесу, — меланхоличным тоном начала рассказывать Люся. — Ну как, фестиваль… Мы выехали с палатками, построили какое-то подобие сцены, взяли гитары, флейты и море выпивки… Чтобы попеть на лоне природы, помедитировать, и все такое… И кто-то, уже не помню, кто именно, взял с собой девушку. Жанну. Она сказала, что она журналистка, и хочет написать про наш фестиваль для «Молодежной правды». Ну, ты же знаешь, мы люди открытые,журналистка, так журналистка. Думали, вопросы будет задавать… Фотографировать, там, и все такое. А мы как приехали, она начала пить. Одну за одной. Одну за одной… Потом разделась догола прямо у костра, схватила одного парня чуть ли не прямо за член и утащила в палатку. Оттуда ахи-вздохи, все дела… Потом она вышла. Взяла другого парня. И снова утащила в палатку. И по новой. А в тот момент уже почти все и так разбились на парочки, так что она не особо выделялась из коллектива. Потом все уже натрахались, вернулись обратно к костру. Сидим спокойненько, поем тихонько песни. Думали, что эта журналистка уснула. Но нет. Она снова вышла. Голая. Покачивается. Смотрит хищно так на тех, кто еще в сознании. Парни начали друг за друга прятаться, чтобы она не заметила… И тут в дело вступили пионеры. Была с нами юная компашка, которым никто не дает, всегда есть такие, ты же знаешь…

Люся усмехнулась.

— В общем, уже ближе к утру наблюдаю такую картину… — продолжила Люся. — Выползает из палатки один пионер и тащит за ногу эту журналистку. А навстречу ему другой. И первый второму: «Хочешь?» и ее ногу протягивает. Тот вздыхает. Забирает ее и тащит к другой палатке… А потом наступило утро. Ну как, утро… Мы все проснулись, выползли к костру, как-то его даже раскочегарили, котелок повесили, чтобы чайчика соорудить. Сидим, вспоминаем все события предыдущей ночи и с ужасом думаем, что за статью она про нас напишет. И тут выходит она. Помятая такая, но одетая все-таки. Подходит к костру, садится. Мы замолкли сначала пришибленно. Потом я осторожно так спрашиваю: «Ну как тебе?» А она ручкой эдак вот махнула и говорит: «Нормально! Я на той неделе с рокерами ездила на мотоциклах, вот там мы так НАПИЛИСЬ!»

— Аналогичный случай был у нас в Бердичеве… — захохотал я.

— Я правду рассказываю! — обиженно надула губы Люся.

— Да я ни разу даже не сомневаюсь,