Кавказ без русских: удар с юга - Валерий Коровин

«Современное российское руководство, — пишет Эдуард Анатольевич Попов, — в целом продолжает советскую национальную политику, отличительной особенностью которой являлось перераспределение ресурсов в пользу национальных образований за счёт “коренных” русских территорий»[321]. Фактически асимметричная система российского федерализма и такое перераспределение, по мнению многих специалистов, приведёт к тому, что «современное российское государство, если не будет кардинально изменена внутренняя и внешняя политика, скорее всего повторит судьбу СССР»[322]. В связи с этим тот же Эдуард Попов прямо говорит о «противоречии между принципами федеративного российского государства и положением русского народа, лишённого своей правосубъектности, усугубляемом неадекватной бюджетной политикой федерального центра и растущей угрозой неконтролируемой внешней и внутренней миграции»[323]. Выход — «начать с восстановления исторической справедливости — внести в действующую конституцию положение о государствообразующей роли русского народа и других коренных народов России»[324].

Активная дерусификация региона усугубляется, в том числе, и спецификой социально-политического устройства: клановостью или клиентизмом[325]. Именно благодаря господству более архаичных форм социальных отношений многочисленным этносам, проживающим на территории СКФО, удаётся, с одной стороны, сохранить свою уникальность, культуру и менталитет, с другой — далеко отстать от мейнстрима социального развития российского общества, превратившись при этом в тяжкую обузу для федерального центра и постоянный источник этнических конфликтов. Но это только в том случае, если к Северному Кавказу применять тот же самый унифицированный подход, что и к центральным регионам России.

Ещё в советский период отмечалось наличие тенденции к возрастанию этнической гомогенности большинства «титульных» национально-административных образований Северного Кавказа[326]. В 50-е — 80-е годы XX века в большинстве северокавказских республик произошло сокращение русского населения в пропорциональном исчислении. Уже с конца 1970-х годов в ряде регионов Северного Кавказа и советского Закавказья процентное соотношение русских по отношению к так называемым «титульным национальностям» стало сокращаться. К этому периоду русские достигли пика своего присутствия в регионе, за чем последовал обратный процесс[327]. «По официальным данным, в период с 1979 по 1989 гг. численность русского населения Закавказья уменьшилась на 187 тыс. чел., главным образом за счёт миграции. Это соответствует примерно одной пятой части исходной численности русского этноса[328] в регионе»[329]. Причём «среди факторов, определяющих характер миграционного поведения русских, явственно обозначились межэтнические проблемы. Уже тогда просматривались контуры проблем 1990-х гг., когда укоренённость русских, по крайней мере в “национальных республиках”, была поставлена под сомнение, и их начали медленно вытеснять из обжитых мест, как бы формируя мощный будущий миграционный потенциал русских»[330].

Однако по-настоящему переломным стало начало 1990-х годов. Развал СССР и парад суверенитетов в самой Российской Федерации дали мощный толчок этносепаратизму в «национальных республиках» и, как следствие, резкому росту эмиграции оттуда русских жителей.

Низкая экономическая функциональность клановой системы общественных отношений, гармоничная для традиционного общества, является некоторым препятствием в условиях жизненно необходимой СКФО модернизации, ведь могущество добившихся политического и экономического успеха кланов и клиентистских групп тут же вызывает сопротивление и противодействие со стороны кланов и групп, не достигших формального «превосходства». Это происходит во многом благодаря тому, что проигравшие кланы и стоящие за ними огромные по численности социальные группы считают, что их победили «не честно» и «справедливость должна восторжествовать». Происходит социальный дисбаланс внутри традиционного этнического общества и нездоровая конкуренция, противоречащая самой сути межэтнической гармонии традиционного общества.

В этом контексте русские, как приехавшие на Кавказ сравнительно недавно, так и живущие здесь во втором или третьем поколении, не обладают подобным коллективным менталитетом и, попадая во властную вертикаль путём прямого назначения из Москвы, как это было в эпоху СССР, или рекрутировавшись во властные элиты самостоятельно, не встраиваются в структуры существующих групп, функционирующих по родственному или этническому принципу, а, напротив, играют роль регулятора межклановых отношений. Кроме всего прочего, русские, как уже говорилось выше, приносят с собой специфический культурный код, который позволяет должным образом оформить существующую на Северном Кавказе политическую и социальную систему и заставить её эффективно и чётко функционировать. В этом смысле определённый общественно-политический баланс, основанный на пропорциональном представительстве русских и титульных этносов во властных структурах северокавказских республик, удавалось сохранять в позднем Советском Союзе. Тогда клановость местных политических элит с лихвой «разбавлялась» прямым назначением должностных лиц из Москвы. Это до определённой степени размывало и нивелировало эффект от постоянных межклановых противоречий и конфликтов, что демонстрируют индексы представленности русских и титульных этносов среди руководителей органов государственного управления, руководителей партийных и других общественных организаций, руководителей предприятий индустриальных отраслей экономики и в ряде других сфер занятости республик Северного Кавказа[331].