Короткое замыкание - Микки Спиллейн

Я чуть было не натолкнулся на провод, когда его увидел. Остановился и улыбнулся. Один — ноль в мою пользу. Пока. Очень тонкий провод был протянут по песку и, вероятно, привязан к кусту. Если бы я задел ее ногой, куст зашевелился бы и предупредил бы Хоппеса.

Я перешагнул через ловушку, не коснувшись ее, и направился к морю, намереваясь подкрасться к дому с другой стороны, максимально используя неровности песка. Я выбрал настолько нелогичный подход, что он не должен ожидать моего появления оттуда.

Берег был пустынен, он как будто тоже наблюдал за мной, не прекращая игры волн с песком. Но вот я достиг одной линии с домом. С высоты крутого склона он доминировал над местностью, безмолвный, безразличный, угрожающий... Короткая остановка, чтобы изучить топографию... А какое укрытие выбрал бы я на его месте, чтобы было удобнее напасть?

Есть только одно такое место! Вершина высокой и плоской дюны. Оттуда должно хорошо просматриваться все вокруг, и в то же время стрелок защищен.

Дождь освежал мое лицо. Я начал ползти.

Надо мной низко пролетела чайка, свернула к морю, потом забила крыльями и села на волну.

Но вот я на гребне. Я побежал...

Он зарылся там в яму, которую специально приготовил, слишком уверенный, что руководит игрой. Хоппес наблюдал за площадью позади дома. Я увидел его съежившимся, в профиль. В одной руке он держал пистолет с длинным дулом, другой прижимал к ноздрям ингалятор «Безекс».

Должен заметить, что убийца в ожидании убийства может даже восхитить, — глаза застыли в ледяном внимании, губы сжаты и перекошены, он одновременно очень напряжен и расслаблен.

Я слишком часто видел подобное. Может, у Нигера Хоппеса это проявилось ярче, чем у других. Вероятно, из-за шрама на его лице.

Он почувствовал меня. Он понял, что я тут, едва мне удалось влезть на гребень. И вероятно, прочитал в чертах моего лица, моего взгляда то же самое, что я увидел в его.

Движение кошки — вот так он повернулся ко мне. «Магнум» поднялся, описав дугу, и в тот же момент выплюнул... Я тоже выстрелил. Два наших выстрела слились в один, такой громкий, что вокруг задрожал воздух.

Я почувствовал, как огненная стрела обожгла мне бок и затерялась где-то в песке.

Но я продолжал мой путь. А он — нет. Его движения остановились.

Мой проклятый сорок пятый сделал свою работу, хорошую работу. Он вырвал у Хоппеса «магнум» из рук и вместе с оружием два его пальца.

Нигер Хоппес уставился на окровавленные куски, свисающие с его руки, потом поднял на меня неверящие глаза, в которых светилось безумие.

Я остановился.

Спустил собачку моего пистолета и не торопясь положил оружие на песок.

Он знал, чего я хочу, — взять его голыми руками.

Хоппес не стал ждать и пошел мне навстречу странной походкой. Кровь стекала с его изувеченной руки, оставляя следы на одежде и на песке... Другая рука сжимала нож.

На хорошем расстоянии я прыгнул головой вперед. Он рванулся ко мне, выставив нож, в порыве, который должен был сокрушить меня, но мои пальцы сомкнулись на его запястье. Нож упал и затерялся в песке, а Нигер Хоппес повалился на спину.

Я выпрямился. Он будет биться до конца. Это убийца и фанатик, который должен выполнить свою миссию во что бы то ни стало.

Кроме того, ему известны все тонкости боя, так что я приготовился к смертельной схватке.

Но я ошибся. Единственное, чего он не изучил, — это поражение. Долю секунды Хоппес оставался неподвижным, потом вскочил на ноги и с воплем кинулся бежать к морю, скатываясь с дюн.

Я бросился вперед, побежал вдоль крутого склона и как камень кинулся ему под ноги на полном ходу. Он опрокинулся на мокрый песок. Я снова прыгнул на него, избежал удара в лицо ногой и схватил его за ногу.

Теперь я боролся не с убийцей, а с сумасшедшим. С вытаращенными глазами он ударял с бешеной силой, но его удары, наносимые бессистемно, были не страшны. Никакого хладнокровия, никакого использования приемов дзюдо или каратэ.

Я легко парировал его удары, бил и правой и левой.

Хоппес распластался на животе, голова его упала в лужу. Но прежде чем потерять сознание, он понял, что должен умереть.

Я раздавил его затылок подошвой и какое-то время так подержал его голову в луже. Каждая набегающая волна наливала в нее воду, а потом уносила частички крови. Хоппес стал загребать пальцами песок и воду... Но его сумасшедшие движения становились все медленнее, все короче... Наконец по всему его телу пробежала крупная дрожь и я почувствовал, что он обмяк, перестал шевелиться.

Я отыскал Мейсона. Из наших носовых платков и кусков от рубашек сделал ему перевязку и приподнял его.

Мейсон долго будет болеть, но останется жив... Еще один, который может сказать, что ему повезло.

Снаружи на окнах были сделаны солидные решетки, а внутри их закрывали венецианские шторы из белого металла.

Обе двери были забиты большими гвоздями. Вот почему Нигер Хоппес не мог действовать мгновенно. Если бы он стал выламывать одну из дверей, такой шум насторожил бы того, кто внутри, и неизвестно, какова была бы его реакция. Так что Хоппес предпочел подождать, сначала избавиться от меня, а уж потом войти в дом другим, более скромным способом.

Моей отмычке не повезло — замок не поддался. Пришлось с огромным терпением повозиться с четырьмя различными приспособлениями, прежде чем язычок замка дрогнул.

По счастью, слесарь небрежно установил защитную цепочку. После многочисленных попыток мне удалось, с помощью визитной карточки, заставить цепочку упасть. Падая, она с шумом ударилась о дверь. Я толкнул ее и выставил вперед дуло моего сорок пятого.

Приглушенно звучало радио, но музыка сливалась с шумом грозы.

Я закрыл за собою дверь и секунду постоял в тишине, пока мои глаза не привыкли к полумраку.

В самом конце комнаты светилась панель радиоприемника, но часть его закрывала тень от спинки кресла, стоящего перед окном. Отсюда мне был виден только локоть человека, сидящего неподвижно, смотрящего через полуопущенную штору на океан. Он меня не услышал. На цыпочках я прокрался к нему вдоль стены, все время готовый выстрелить.

Теперь я смог увидеть его полностью. На коленях у него лежала коробка — забавная маленькая коробка с двумя крошечными красными визирами. А пальцами он сжимал палочку не больше сигареты, на конце которой находилась кнопка. Большой палец его руки был совсем близок к ней.

Я согнул левую руку и поднял ее до уровня лица, потом положил на сгиб мой сорок пятый и старательно прицелился в эту чужую руку, очень старательно. Потом тихо позвал:

— Луи...