Зубы дракона - Александр Прозоров

А что мне делать сегодня, сейчас? Вдруг я опять ошибусь? Что скажешь, Луна, родительница моя из этого мира? Молчишь… За все должен отвечать я сам…

Хотя нет. За мое решение придется отвечать жизнями тем, кто сейчас спокойно спит в Небесном Городе. И этих жизней не удастся вернуть никому и никогда. Как никто и никогда не сможет вернуть Тхеу…

Осторожно, стараясь не разбудить посапывающих Чегая и Ирену, я снял рапсаны, скинул рапсодию, опоясал голое тело ольхоном и вошел в воду.

В белой пелене было не видно даже кончика собственного носа, но сквозь зубы просачивался путеводный запах едкого пота недавно проплывших здесь мужчин. Эта вонючая «нить Ариадны» вывела меня на противоположный берег, переманила через пару угловатых валунов и закончилась в небольшой расселине.

Утомленные охотники спали совершенно открытые и беззащитные, доверившие себя судьбе и не ожидающие от нее никаких подлостей. Но я точно знал, что через несколько дней они принесут смерть и горе многим и многим людям.

Рукоять ольхона послушно легла в ладонь.

Малх причмокнул во сне и повернулся на спину.

Черт возьми! Но ведь мы шли с ним бок о бок не один день, выручали друг друга, делились всем, что было! Почему я должен его убивать?

Может, он будет хорошим правителем? Ведь это умный мужик! Толковый, решительный. Может, я наоборот должен ему помочь? Может, тогда при захвате города никто не решиться сопротивляться и крови не прольется?!

Я понял, что начинаю лгать самому себе и в отчаянии вскинул лицо к небу. Господи боже, я не хочу его убивать! Я не хочу снова ошибиться! Почему я?!

И кто, если не я?..

Перед глазами всплыло его спокойное, даже ласковое лицо, резкий шаг в сторону, и Чапа, падающий с перерезанным горлом.

«Так было нужно»…

И этот человек будет владеть чужими жизнями?!

Рука вскинулась к небу и резко опустилась. Сытно чмокнул под тяжелым клинком череп и Малх перестал дышать.

— А-а-а-а!!!

Я круто развернулся, взмахивая окровавленным лезвием, и голова Ривьена, никогда не умевшего ничего, кроме как кричать, легко отделилась от тела, откатилась в сторону и в последнем усилии изумленно открыла глаза.

А Кюг уже успел вскочить на ноги и схватить копье.

— Я с самого начала чувствовал, что мне придется тебя убить, — растянул он свои губы в подобие улыбки, — с самого начала.

— Сейчас ты умрешь Кюг, — ответил я. — Вспомни Тхеу, вспомни ее.

— Эта та старая тетка, с которой ты валялся внизу? Помню. Задница у нее была смачная, жаркая…

Я взревел от ярости, кинулся вперед и тут же левое ухо разорвало страшной резью! Удар древком откинул меня на камни, от боли потекли слезы из глаз.

— Вот видишь, малыш, как все быстро кончилось, — игриво сообщил охотник, неторопливо приближаясь. Он, похоже, считал, что я остался тем мальчишкой, который, обливаясь слезами, сдался после первой царапины. — А теперь давай посмотрим, какого цвета у тебя кишки.

Он с демонстративной неторопливостью ткнул острием копья мне в живот. Я без малейшего труда отвел удар в сторону, наклонился и скусил наконечник. Охотник отскочил назад и изумленно уставился на оставшуюся, в руках деревяшку.

— Ты забыл, с кем имеешь дело, Кюг.

— Да я тебя голыми руками задушу! — он откинул в сторону древко. — Иди сюда!

— Вспомни Тхеу, Кюг. Вспомни ее. Вспомни перед смертью.

— А-а, это та… — Я бросился на него. Охотник перехватил направленный в живот удар, легко вывернул из моих пальцев ольхон, наклонился к самому уху и прошептал: — Ты будешь умирать очень долго и больно…

Этот бугай уже опять забыл, с кем имеет дело.

Я не стал отвечать. Я просто повернул голову и сжал зубы на его шее…

* * *

Когда ребята проснулись от жарких солнечных лучей, я сидел на том же месте и в той же позе, что и вечером. Но мое опухшее ухо, беззубую пасть и синяк на челюсти было трудно не заметить.

— Может, пойдем сегодня в город? — спросил Чегай, старательно глядя в сторону.

Интересно, он что, смутить меня боится? Да, я только что убил трех человек. И правильно сделал. Правильно ли? Имел ли я право забрать их жизнь?

— Чегай, почему ты хотел драться с охотниками?

— Я? — замялся он от неожиданного вопроса.

— Да.

— Ну, потому, что они бандиты. Потому, что в Небесном Городе они принесли бы много бед. Может, они стали бы убивать… — и он внезапно закричал. — Потому, что они убийцы! Убийцы! Потому, что выжить могли бы только мы или они! Потому, что нельзя жить рядом с такими!

— А ты хочешь, чтобы у вас в городе бегал зверь?

— Что? — запнулся он.

— Ты хочешь, чтобы у вас в городе бегал зверь? Дракон? — я отвернулся к озеру и спокойно закончил. — Я не пойду с вами в Небесный Город.

— Что? — выдохнула Ирена. — Как это?

— Уходите. Я остаюсь.

— Подожди, Лунный Дракон, ты ведь не зверь! Твоя воля победила! Ты не дикий, ты не опасен!

— А если я зазеваюсь? Забуду вовремя поесть? Не смогу поймать дичь? — мой голос окреп и словно зажил своей жизнью. — Пусть всего один раз, пусть не скоро. Ты хочешь, чтобы через месяц, год, или через пять лет я сожрал твою жену или твоего ребенка?! Хочешь?! Убирайтесь отсюда. Я остаюсь.

На этот раз они промолчали. А потом послышались удаляющиеся шаги.

Я остался один.

Почему? Потому, что, я убил трех человек. Убил, добиваясь покоя для жителей Небесного Города. Но смогут ли они спокойно жить рядом с драконом? Только что я убил трех человек… Таких же людей, как и я сам. Имею ли я право относиться к себе иначе, чем к ним?.. И если их нельзя пускать в город, то и мне…

Вот уж не ожидал, что мой путь окончится так. Никак не ожидал. Но чувствую — путь мой в этом мире закончен. И прошел я его не зря. Кажется, мне удалось понять, как не совершать ошибок в своей жизни… Надо просто предъявлять к себе те же требования, какие предъявляешь к другим. Требовать от себя того же, что и от других людей. И судить о себе так же, как и о других. И именно поэтому я остался здесь в одиночестве. Дракон-одиночка. Мне не место среди людей. Я навеки назначен судьбою в изгои и отшельники. Мой путь окончен.

Все.

Не дожидаясь, пока Гриша Капелевич в очередной раз завалится ко мне с неизменной бутылкой водки, я запер гараж, сделал на прощание ручкой вахтерше тете Клаве, обряженной в модную ныне пятнистую форму, и побежал на метро.