Золотые эполеты, пули из свинца - Сергей Зверев

– Николай, а с паровозом ты справишься?

– В каком смысле? Если в рукопашной сватке, то навряд ли! – Юмор, как обычно, не изменил Николаю Степановичу. – А если управлять им, то справлюсь.

– Повезло мне с тобой! – вслух высказал Голицын свою давнюю мысль. Ничего, такого человека, как Гумилев, не перехвалишь. – Значит, так: паровоз станем захватывать мы с тобой. Вдвоем. Вот, послушай-ка…

Выслушав, Гумилев одобрил план и добавил к диспозиции Сергея несколько штрихов. На месте, после осмотра моста, Голицын и Гумилев посоветовались еще со Щербининым, и все втроем окончательно уточнили план предстоящей атаки на бронепоезд. Щербинину в этом плане отводилась очень важная роль: ведь только он знал Рудольфа Хейзингера в лицо. Помощником к Щербинину поручик отрядил Ибрагима Юсташева.

И вот все было готово для начала решительного этапа большой охоты на полковника Хейзингера. Дичь на месте, она сама пришла в засаду. Точнее, приехала на бронепоезде.

– Когда все закончится, тащите Хейзингера к автомобилю, – сказал Голицын, обращаясь к Щербинину. – И ждите нас там. Если все пройдет так, как нужно, то австрийцам будет не до того, чтобы нас преследовать, доедем до передовой с ветерком. Если эта сволочь все-таки не выскочит из вагона до того, как Николай даст два длинных гудка, спрыгивайте с крыши. Тогда господин полковник попадет не к нам в плен, а прямо в ад, где ему самое место!

– Лучше бы все-таки сперва в наш плен, – откликнулся Щербинин. – Хочется расспросить Хейзингера кое о чем, а с преисподней телеграфная связь пока что не налажена, не верю я в спиритизм. Он выскочит!

– Ну, друзья, помогай нам святые угодники! – Голицын размашисто перекрестился. – Спускайтесь на крышу только после того, как паровоз тронется с места. Начали!

Голицын и Гумилев быстро, но осторожно поползли по мокрым от дождя фермам моста в ту сторону, где пускал пары паровоз. А Щербинин с Юсташевым столь же осторожно двинулись в противоположную сторону, туда, где в середине бронепоезда располагался блиндированный штабной вагон. Через две минуты обе пары охотников оказались на своих местах. Снизу никто ничего не заметил, солдаты и Ванчура были заняты возней с цистерной, да и не возникало у них никакой охоты пялиться в пасмурное небо, плачущее мелким дождиком.

Выходило, что, кроме паровозной бригады, на бронепоезде остался всего один человек – полковник Рудольф Хейзингер. Это идеально укладывалось в схему плана, разработанного Голицыным и Гумилевым.

Паровоз стоял ближе к концу моста, там, где арочные фермы, изогнутые, как два гигантских стальных лука, спускались ниже. Сергей и Николай по поперечным брусьям, связывающим фермы, расползлись в противоположные стороны, оставаясь на высоте двух сажен над тендером паровоза. Последний момент перед решительными действиями… Сейчас они начнут, и все будет зависеть от их быстроты и натиска, прямо по Суворову, право слово!

Голицын указал рукой вниз, Гумилев кивнул. И они одновременно заскользили по вертикальным балкам, с двух сторон спускаясь прямо на головы паровозной бригады!

Это был чуть ли не самый опасный и узкий момент в замысле Голицына. Если бы солдаты и Ванчура, копошащиеся сейчас у цистерны, заметили их, то дело обернулось бы очень скверно. Голицын, однако, рассчитал все точно: паровоз был в голове бронепоезда, а цистерна в хвосте: расстояние немалое! И спуск занял буквально секунды, так что все получилось, как задумывалось.

Вот кто их заметил сразу, так это поездная бригада: машинист с помощником, двое кочегаров и двое охранников.

Гуталиновый трюк Голицына сработал по полной программе: у всех шестерых буквально челюсти отвисли, а лица сделались бледными, как сырая штукатурка. Еще бы! Матерь Божья, спаси и сохрани, кто ж это на них свалился?! Негры-людоеды? Или выходцы из пекла?!

Вот такой забавный контраст получился: черные как смоль физиономии двух русских офицеров и белые от ужаса рожи австрийцев.

Даже сейчас, в момент высочайшего напряжения, Николай Гумилев не смог удержаться от шутки!

– Где тут Африка, господа? Мы с приятелем что-то заблудились, – произнес он на безукоризненном немецком языке и тут же, резко сменив тон, скомандовал: – Стоять! Кто шевельнется или пикнет, сразу мозги вышибу!

Какое там «пикнет»! О сопротивлении не было и речи: оказавшиеся под прицелом двух револьверных стволов охранники дышали-то через раз. То же самое относилось к паровозной бригаде. Локомотив оказался захвачен за несколько секунд и без единого выстрела, как и планировал Голицын. Выстрелы зазвучат позже, когда они понадобятся по плану!..

– Трогай! – приказал поручик Голицын машинисту, ткнув его револьверным стволом в бок. Тот попытался было что-то возразить, но Сергей просто слегка повысил голос: – Полный ход, кому сказал! Пары у тебя разведены, давление в магистралях высокое, так что не тяни кота за хвост. Трогай, кому говорю!

Машинист потянул ходовой рычаг, лязгнули буфера сцепок, и бронепоезд сдвинулся с места…

И в ту же секунду Щербинин и Юсташев, дожидавшиеся этого момента, повторили то, что минутой раньше проделали Голицын с Гумилевым: скользнули вниз по вертикальным балкам и оказались на крыше штабного вагона. Они проделали это так быстро и ловко, точно не раз предварительно тренировались и репетировали… Хоть штабной вагон был куда ближе к цистерне, около которой толпились солдаты экипажа, спуск второй пары также прошел незамеченным: всем внизу стало не до того, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме дикой несообразности: окаянная цистерна вдруг ни с того ни с сего заскрежетала колесами и стала отъезжать!

Бронепоезд, набирая ход, уходил с моста. Растерявшиеся, ошеломленные босняки бежали за цистерной, которую они так и не успели освободить от камуфляжа и подготовить к сливу. Потрясенный Ванчура упал как подкошенный прямо на шпалы между рельс, по которым, словно обретя собственную волю, уходил от него бронепоезд.

Скорость эшелона оставалась еще не слишком высокой (да она, по замыслу Голицына, и не должна была на том этапе операции заметно возрастать), и некоторые босняки успели вспрыгнуть на подножки вагонов и бронеплощадок. Вот тут и пригодилась пятерка пластунов, загодя оставленных Сергеем в засаде у моста. Меткими выстрелами они сбивали босняков с бронепоезда, затем загремели взрывы лимонок. И задача, поставленная поручиком, была выполнена: засада отсекла толпу босняков, бросившихся вдогонку за бронепоездом!

Теперь на нем оставалось совсем немного человек: Голицын с Гумилевым, машинист с помощником, два кочегара, два охранника. Это на локомотиве. Хейзингер в запертом штабном вагоне и Щербинин с Юсташевым на крыше этого вагона. Вот и все! Ну, может быть, еще двое или трое солдат экипажа, которые не спускались вниз, к цистерне, но даже если они оставались на бронепоезде, то никакого значения это уже не имело!

Такое малолюдство играло важную роль в голицынском плане: теперь полковник Хейзингер оказался в полной изоляции. Некому прийти на помощь полковнику, не к кому Хейзингеру обратиться, чтобы выяснить: что происходит? Разве что к машинисту паровоза, по внутренней связи. Именно этого Голицын сейчас и ожидал. Ведь теперь главным стало выманить немца из запертого штабного вагона!