Отечественная война 2012 года - Александр Тюрин

Я вовремя свернул в «переулок» между двумя баржами. По главной улице прокатилась взрывная волна пополам с горящими осколками моего автомобиля, на который пришелся залп финской ракеты. А по «переулку» вслед за мной запрыгала с отвратительным стрекотанием стая роботов-блох.

Последний раз я катался на скейтборде лет пятнадцать назад. Но всплыл-таки в мускульной памяти приемчик – развернуться правым боком в сторону движения, перенести центр тяжести на левую ногу и подпрыгнуть. Получилось – я перемахнул через дышащий вонью канал. Загордиться не успел, потому что минутой спустя влетел в незаметную, но зверски прочную паутину, натянутую поперек узкой «улочки». Паутина мигом стянулась на мне, как упаковка на охлажденной куре. Я увидел, как ко мне бежит инсектоид на тонких серебристых ножках. На его просвечивающем брюшке мелькнул лейбл «Intel Inside», и, как я ни метался, он кольнул меня прямо в вену на локтевом сгибе.

4

Когда очнулся, то первым делом подумал, что это финны меня оприходовали.

Однако мысль не была подтверждена моим сфокусировавшимся взором. Я находился в помещении, в котором можно было признать узкий трюм. Унылая ржавчина. Сырость. Помигивающая лампа наверху. По переборкам – светящиеся граффити, нарисованные микросхемной краской. В углу творение человеческого разума, который я опознал как унитаз, снятый со сверхзвукового самолета и каким-то образом приживленный здесь. Голографический дисплей на его боку показывал и рассказывал о правилах пользования. Облупленный сервант был погружен в сны о старых добрых временах. Банка, в которой находились антикварные окаменелости, оставшиеся от бабушкиного варенья, тоже выполняла мемориальные функции. Обшарпанные полки, заставленные всякой технической рухлядью, напоминали о комиссионном магазине.

Финнами тут и не пахло, мой взгляд был смят ответным взглядом извращенца и людоеда. Это был Вурдалак. Бандитский пистолет, заткнутый за его пояс, органично дополнял некрофильские детали на его куртке, среди которых я неожиданно разглядел никелированный череп крысы. При всем при том я не мог пошевелиться. Мой насыщенный нервными клетками желудок затрепетал от ужаса, и я едва усмирил его глубоким дыханием по буддийскому рецепту. Еще не хватало тут обделаться. Однако все варианты дальнейших событий укладывались в диапазон от «драматично» до «кошмарно».

– Bon matin, mon cher, – елейным голосом произнес страшный визави. – Попался, который кусался. Сервер на шести ножках быстро тебя спеленал.

Вурдалак не больно, но весьма тошнотворно мазнул меня грязной пятерней по лицу. От его ладони пахло каким-то откровенным дерьмом типа сгнивших белков. Блин, да он еще гарантировано онанист.

– У тебя плохие манеры, маркиз, – кто-то сделал Вурдалаку замечание. – Ты же настоящая козлина, неизвестно как попавшая в приличный дом, ферфлюхтер францозе...

Вурдалак отошел от меня и стал задумчиво протирать тряпочкой никелированные останки крысы, показывая, что он, в общем, ни при чем.

Голос, севший и скрипучий, продавливаемый сквозь опухшие от постоянной сырости голосовые связки, принадлежал человеку, чье тело было «встроено» в инвалидную коляску. Был виден оптоволоконный проводок, уходящий из нейроразъема на шее инвалида в разъем на спинке коляски. Разъем был снабжен индикаторами, показывающими интенсивность информационного обмена. Ниже уха у инвалида имелся еще один нейроразъем, только залепленный жевательной резинкой. Поймав мой взгляд, человек широко, по-рекламному, улыбнулся, словно собрался предложить мне новый тесячепервый сорт мороженого от фирмы «Ice Age», который ничем, по вкусу, не будет отличаться от самого первого.

– Добро пожаловать в пещеру лучшего из неандертальцев. – Инвалид показал на постер, прилепленный к переборке и изображающий циклопа Полифема. Циклоп, у которого изо рта еще выглядывали чьи-то ноги в модных ботинках, держал в руках надпись: Agite ut domi suae[18].

Было заметно, что когда-то инвалид был видным мужиком. Старая куртка из настоящей буйволовой кожи сейчас висела на нем, как на вешалке – он сбросил минимум двадцать кило по сравнению с прежними временами. Вся его физиономия была в складках, как у шарпея, но в ней оставалось еще что-то гусарское, наверное, за счет шрамов и орлиного носа, под которым лихо вихрились рыжие кавалерийские усы а-ля Мольтке. А в целом инвалид напоминал известного Таракана из стихотворения Чуковского.

– Э, что вы так на меня смотрите? Я похож на вашу тетю, которую вы лишили невинности прямо в доме для престарелых? – поинтересовался «кавалерист» в коляске. – Может, мы раньше встречались? Меня, кстати, зовут Би Дэ. Для друзей я – Борис Дворкин.

– Меня тоже зовут. Для друзей вроде вас я – Негр. И если я дожил до сегодняшнего дня, то, значит, никогда вас раньше не видел.

– Негр так Негр, хотя у вас в кармане мы случайно нашли бумажку на имя господина Урмана. А вот это – мой товарищ Маркиз; его имя и фамилию так сложно произнести, что достаточно титула, – представил Дворкин Вурдалака. – Его предки, начиная с Синей Бороды, сидели как пауки в гребаном замке на Мозеле, грабили проезжающих мимо купцов и насиловали зазевавшихся Красных Шапочек. Так продолжалось на протяжении многих столетий. При этом надо учесть успешно переходящие от поколения к поколению гены кретинизма и ликантропии – женились они только друг на друге, не разбирая полов и родства. Маркиз не без способностей, хорошо танцует, на скрипочке играет, по большому счету невежественный, малоразвитый и психованный, как нибелунг пятого века...

– Послушайте, человек Би Дэ, что вы мне зубы заговариваете, как на базаре, когда хотят всучить какую-нибудь тухлятину. Паутину можно с меня снять? Дайте встать, от долгого сидения развивается геморой, бич XXI века. Распакуйте меня немедленно, я вообще не могу долго сидеть на одном месте, ввиду ранения в это самое место!

В ответ на лице Дворкина появилась только отстраненная буддистская улыбка Пол Пота. Он стал раскатывать по трюму, хватая с полок разные детали, в руках у него появились провода и чипы. Это не предвещало ничего хорошего.

– Дорогой ветеран, мы вас приобрели без упаковки – паутина давно засохла и рассыпалась. И зачем вам этот пессимизм? Мы оба – бравые вояки, а значит, вечеринка будет продолжаться, пока нас не вынесут вперед ногами. Вам приходилось командовать взводом, в котором у всех менингит, понос и гонорея?

– Нет!

– Жаль. Иначе вы всегда находили бы повод для оптимизма. Мне, например, нравится моя инвалидная коляска. Так ведь удобнее; коляска на одной магистральной шине с моими мозгами, поэтому ею можно управлять с помощью мысли. Мечта поэта! Если бы даже я оплатил себе новый клон-позвоночник, то из-за атрофии мышц в лучшем случае ковылял бы, как беременный птеродактиль. А на коляске летаю со свистом, даже по нашему кладбищу обгаженных кораблей.

– Какой торчок не любит быстрого улета, – согласился Вурдалак, не без злорадства наблюдая, как коляска Дворкина стала буксовать, застряв среди двух ящиков.