Шут и слово короля - Наталья Сапункова

Корабль капитана Кая назывался «Морская дева» — средних размеров двухмачтовый шерк, легкий и подвижный. Уже почти месяц стоял он в гавани острова Таней, того самого, который совсем рядом с Кандрией, и который когда-нибудь будет завоеван для Кандрии Великим Хромым Королем — так предсказано. Только неизвестно, когда это случится — через десять лет, пятьдесят, сто? И что за Хромой Король? Сейчас король — Герейн, после него будет Эрдад, и оба они покуда не хромают вроде. Хотя, конечно, ногу повредить дело недолгое.

Капитан Кай был пиратом. Но пират пирату рознь. Эдин сразу принял за пиратов команду «Золотой Ракушки» капитана Венда, которая оказалась «почти честным торговцем», как с невеселым юмором называли подобные ей корабли — то есть, не поднимала открыто пиратский черный треугольник, заходила в порты и брала там не только контрабанду, но и легальный груз, а разбойничала редко и лишь тогда, когда успех казался совершенно очевидным. По этой же причине в стычках с ней не оставалось живых — "Ракушке" требовалось до последнего сохранять реноме «честного торговца». Такие корабли окончательно становились пиратами, лишь когда их секрет переставал быть таковым. Но еще долго они занимали низшую ступень среди пиратского Братства, должны были вдвое платить за стоянку на Танее и на Пиратских островах, а их капитанов не звали на Большой Совет.

Все это Эдину поведал боцман Пятка — большой, жилистый, совершенно квадратный мужик с такими огромными ногами, что капитан, должно быть, легко натянул бы его сапог на две ноги сразу. Боцман не только беспокоился о том, чтобы Эдин не бездельничал, но и был большим любителем поговорить обо всем и с кем угодно. И как раз ему поручил Эдина капитан Кай, едва они ступили на борт — с тем самым напутствием, «чтобы парень не бездельничал».

Боцман сразу просек, с какой стати Эдин дернулся от неловкого прикосновения, задрал ему рубаху и прищелкнул языком, рассмотрев багровые кровоподтеки у того на спине. И пообещал — если напортачит, получит вдвое против теперешнего. Однако тут же принес баночку с вонючей мазью и намазал Эдину спину — мазь, невзирая на неаппетитный вид и запах, сняла боль сразу и напрочь.

«Дева» шла под гринзальским флагом, и когда ей пришлось разойтись с двумя кораблями, отсалютовала им вымпелом, держась на почтительном расстоянии. Флаги на кораблях были знакомы Эдину — на трехмачтовом шерке развевался гретский, а второй корабль, неизвестного Эдину типа, был однозначно джубаранцем.

Джубаранский корабль боцман проводил вздохом и пояснил Эдину:

— Джубаранец — это наш. Ишь ты, аппетитный какой. Жаль, команды на «Деве» мало. Вот наберет капитан новых ребят…

Эдин, конечно, ничего не понял, а переспросить не решился. Понял потом, точнее, боцман таки объяснил: капитан Кай был капером, то есть, нападал не на все корабли подряд, а лишь на джубаранские и арджакские. И капитан немало гордился этим обстоятельством, а его черный треугольник, который взлетал на флагшток, предвещая встречному кораблю крупные неприятности, был не просто черный, а с белой полосой.

На взгляд Эдина, конечно, это была полная ерунда. Если ты кого-то грабишь, ты разбойник, а если не разбойник, то никого не грабишь. С Графом об этом можно бы поговорить, здесь же… Вспомнив плетку Малыша Эта, впечатления от которой почти не развеяла вонючая мазь боцмана, Эдин решил держать свои соображения при себе.

На корабле капитана Кая не было и намека на тот шум, гам и вольницу, которые, казалось, царили на «Ракушке». Здесь все было в идеальном порядке. Матросы носили одинаковые светло-серые робы, такую же дали Эдину. Каждая вещь на корабле, способная блестеть — сверкала, а не способная — просто была очень и очень чистой. То же можно было сказать и о котлах на камбузе. Именно поэтому Эдин и не понял сразу, что «Дева» — пират.

Разве они такие, пираты?..

Капитана Кая следовало звать милордом. Эдин лишь кивнул, принимая это как факт, и успел удивиться — лорд-пират, что за ерунда? Но боцман добродушно объяснил, что это правило, общее для всех кораблей, и сальваннского, и кандрийского, и гринзальского, и других флотов, наверное: на море выше капитана лишь адмирал и король, которые скорее всего, не на корабле, а где-то еще. Еще Всевышний, который тоже… где-то. Так что капитан корабля и его штурман — милорды, и никак иначе.

Что ж, с этим даже не поспоришь.

Хотя, с капитаном Вендом, помнится, его команда обращалась попроще.

Пока добирались до Танея, Эдин успел попрыгать по мачтам, выучить названия парусов и мог развернуть и скатать любой, и боцман остался им доволен.

— А парень годится, — сказал он капитану Каю, — оставили бы вы его здесь, милорд.

— У меня на него более интересные виды, — ответил капитан. — Справится — значит, отработал уплаченные за него шестьсот пятьдесят ленов. Будет свободен.

— И смогу уйти? — уточнил Эдин.

— Это вряд ли, — усмехнулся капитан. — Уйти ты и сам не захочешь. Послушай-ка, я ошибаюсь, или тебе здесь нравится?

— Нравится, милорд, — сразу признал Эдин.

Ему, действительно, понравилось на «Морской деве». И не казалось, что трудно, а некоторые матросы так даже поглядывали на Эдина с завистью — уж слишком легко у него все получалось. Прищелкивали языками — ну, ясно, дескать, циркач ведь, колдовство купленное. Матросы были в основном люди простые и про то, что циркачи ни с каким колдовством дела не имеют, и слушать не хотели.

— Мне тут нравится, — повторил Эдин. — Но я должен вернуться.

— Повторяю, держать не стану, но уйти и сам не захочешь, — загадочно ответил капитан. — Но внакладе не останешься.

Больше ничего объяснять не стал. Правда, боцман еще побурчал что-то, и Эдин смог сделать какой-никакой вывод: похоже было, что таинственное дело, которое капитан припас для Эдина, требовало его цирковой ловкости и было по сути преступлением, после которого один выход — идти в пираты.

Значит, надо сбежать раньше, чем до этого дойдет. Пока только непонятно, как сбежать!

Наверное, что-то такое случилось и с мамой, ее заставили совершить преступление и бросили в тюрьму для воров…

Лазать по мачтам, перетягивать такелаж и сворачивать-разворачивать паруса были самыми приятными занятиями, которые свалились на Эдина. Еще требовалось драить шваброй палубу, начищать толченым мелом все медное и бронзовое — чтоб блестело, помогать на камбузе, отскабливать котлы, которым тоже полагалось блестеть. Помимо этого, Эдин убирал каюту капитана, чистил его сапоги и одежду, и выполнял кучу мелких поручений. Сказал же капитан — чтобы парень не бездельничал.

Паруса, которые издали казались дивными крыльями, раскинувшимися над кораблем, вблизи были грубыми сероватыми, штопанными полотнищами. Спать приходилось в тесном кубрике, где и повернуться негде, есть кашу и суп с солониной, пить не больно свежую воду из бочки — отличная вода, как говорили, не то что в дальнем переходе. Но свежая колодезная вода — она совсем другая.

И все равно, было во всем этом что-то, неумолимо влекущее Эдина.