Низина - Джумпа Лахири

День начинался с ясного утра, а потом приходили громовые раскаты и тяжелые тучи с черной каймой. Бела видела, как они быстро опускались все ниже, похожие на гигантские серые шторы, и заслоняли дневной свет. Иногда солнце упрямо пробивалось, его бледный диск на их фоне напоминал скорее полную луну.

В доме сразу темнело, а потом тучи разверзались дождем. Вода хлестала в окна, и нужно было спешно закрывать ставни. Горничная Дипа бросалась развешивать на просушку то, что успело намокнуть на полу.

С террасы Бела наблюдала, как гнулись от буйного морского ветра тонкие стволы пальм. Их заостренные листья хлопали, словно крылья больших птиц. Если пристально смотреть на них, то казалось, будто крутятся лопасти каких-то мельниц, взбивающих мякоть небес.

Бабушка не приехала в аэропорт их встретить. Она ждала, сидя на террасе на верхнем этаже дома, где вырос отец.

Там она подарила Беле ожерелье. Из маленьких золотистых бусинок, плотно нанизанных на леску. Бабушка наклонилась и молча застегнула ожерелье на шее Белы, потом переместила его так, чтобы застежка оказалась сзади.

Волосы у бабушки были седые, зато кожа на руках гладкая, ровная. На ней было белое хлопковое сари без узоров и рисунков — просто белое, как простыня. Глаза у нее были мутные, и не черные, а синие. Разглядывая Белу, она то и дело переводила взгляд на отца, словно пыталась найти между ними сходство.

Когда они распаковали чемоданы, бабушка расстроилась, что они не привезли никакого подарка для Дипы. Служанка Дипа носила сари и камешек в ноздре, называла Белу «мемсахиб». Лицо у нее имело очертания сердечка. Она была худенькая, но сильная — своими тонкими руками помогла отцу Белы нести чемоданы вверх по лестнице.

Дипа спала в комнате рядом с бабушкиной. Комната эта размерами больше походила на шкаф, там был такой низкий потолок, что выпрямиться во весь рост было нельзя. В этой тесной комнатушке Дипа каждый вечер расстилала свой узенький матрасик.

Бабушка отдала ей американское мыло, лосьоны и наволочку с простыней в цветочек, присланные ей в подарок матерью Белы. Сказала, что Дипе они нужнее. Еще отдала Дипе катушки с разноцветными нитками, пяльцы для вышивания и красивую алую подушечку для иголок, при этом сказала: шитьем теперь занимается Дипа. Черную кожаную сумочку в форме большого конверта с одной-единственной застежкой посередине, которую Бела с матерью купили в торговом центре «Уоруик-Молл» в Род-Айленде, она тоже отдала Дипе.

На следующий день после приезда отец сел в молельной комнате, чтобы по обряду почтить память дедушки, умершего несколько месяцев назад. В центре комнаты горел маленький огонь, которым занимался приглашенный монах. Рядом с огнем на медных блюдах и подносах лежали горы фруктов.

На стене висела большая фотография дедушки, а рядом с ним в потертой деревянной рамке фото какого-то улыбающегося юноши. Фотографии были окаймлены гирляндами белых ароматных цветов, и перед ними поднимались дымки зажженных благовоний.

Перед началом обряда в дом явился цирюльник, во дворе сбрил отцу бороду и все волосы на голове, отчего его лицо стало выглядеть каким-то странно маленьким. Беле сказали вытянуть вперед руки, и тут же без всякого предупреждения цирюльник постриг ей ногти на руках, а потом и на ногах.

С наступлением сумерек Дипа жгла веревочные фитили, чтобы прогнать москитов. Зелененькие гекконы шмыгали по дому, норовя взобраться по стене на потолок. По ночам Бела с отцом укладывались спать в одной комнате, на одну постель. Посередине между ними лежал толстый валик. Подушка под головой Белы походила на мешок с мукой. В крохотных просветах москитной сетки синела ночь.

Каждый вечер, когда они запирались в своей комнате, Бела чувствовала облегчение, знала: никто уже не войдет. Лежа к ней спиной, с лысой головой и голый по пояс, отец казался каким-то совсем другим человеком. Вставал он раньше Белы. Когда она просыпалась, он, уже совершивший утреннее омовение и одетый, ел манго, вгрызался зубами в его сочную мякоть. Занятие это явно было для него привычным делом.

На завтрак Беле подавали хлебец, поджаренный на открытом огне, подслащенный йогурт и бананчик в зеленой кожуре. Бабушка наставляла Дипу, когда та отправлялась на базар, — не покупать определенные виды рыбы. Говорила, что они слишком костлявые.

Насмотревшись на то, как Бела пытается есть руками рис и чечевицу, бабушка велела Дипе купить ложку. Когда Дипа стала наливать для Белы воду из кувшина, стоявшего в углу на маленькой табуреточке, бабушка сказала:

— Нет, не эту. Налей ей кипяченой. Она же не здешняя.

По прошествии первой недели отец начал выбираться днем в город, сказал, что должен дать в местных университетах несколько лекций, а также встретиться с какими-то учеными — помощниками в его проекте. Поначалу Белу это расстраивало — она не хотела оставаться в доме с бабушкой и Дипой. Все смотрела отцу вслед через решетку на террасе — как он идет под зонтиком, чтобы уберечь свою лысую голову от палящего зноя.

Целый день она нервно ожидала его возвращения — когда он позвонит снизу, когда ему на веревочке спустят ключ, когда он отопрет ворота и поднимется к ней. Она очень боялась, что его поглотит этот громадный город, ветхий и одновременно величественный, который она видела из окошка такси в день приезда в Толлиганг. Ей очень не хотелось, чтобы так или иначе отец стал добычей этого древнего хищного города.

Однажды Дипа предложила Беле пойти с ней на базар, а потом прогуляться по узеньким улочкам квартала. Они пошли мимо маленьких зарешеченных окошек с занавесками, натянутыми на проволоку. Мимо прудов с берегами, заваленных мусором и заросших какой-то пышной зеленой ботвой.

На этих тесных улочках, зажатых с обеих сторон каменными стенами оград, их на каждом шагу останавливали люди и набрасывались на Дипу с расспросами: кто такая Бела и почему она здесь?

— Внучка моей хозяйки.

— Дочка старшего сына?

— Да.

— А мать приехала?

— Нет.

— Ты понимаешь нашу речь? Ты говоришь по-бенгальски? — спрашивала Белу какая-то женщина, беззастенчиво разглядывая ее. Глаза ее были недобрыми, кривые зубы все в каких-то пятнах.

— Немножко.

— Нравится тебе тут?

Бела так хотела с утра выйти из дома, прогуляться с Дипой на базар, обследовать место, ради которого она проделала такой длинней путь. Но сейчас ей вдруг ужасно захотелось вернуться в дом. Она прямо спиной чувствовала, как соседи следят за ними из-за занавесок.

Специально для Белы кипятили и охлаждали питьевую воду. Бабушка сказала, что Бела может простудиться — даже если на улице стоит жара. Воду для мытья нагревали, а если надо было, то горячую воду разбавляли холодной водой из бочки во дворе, которую периодически заполняли из резинового шланга.

Дипа проводила ее во двор, вручила оловянный ковшик и говорила делать так: налить горячей воды, разбавить ее холодной из бочки, намылиться темным мылом и ополоснуться, при этом нужно было стоять в тазу, чтобы не тратить даже мыльную воду, которую потом сливали обратно в бочку.