Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева

Настя? — спросил Хордин. — Переживает, говоришь?

— Невыносимо. Для меня, по крайней мере.

— Асют, у меня к тебе только один вопрос. Ничего не спрашивай, просто ответь. Так надо.

— Валяй.

— Где была Настя сегодня утром?

— Ой, я себя прямо, как на допросе, чувствую, — оживилась Ася.

— Отвечай! — не удержался Андрей.

Ася дрогнула и задумалась.

— Не знаю, дома она точно не была. И пар у неё тоже не было. Может, на репетиторство уехала, не знаю.

«Алиби нет. Вот дурёха… Нашла куда вляпаться».

— Спасибо, Асют.

— А тебе это зачем?

— Я же просил не задавать вопросов.

— «Иисус сказал ему в ответ: что я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после»[66], — грустно выдохнула Ася. — Так ты с Настькой мириться будешь?

«Видно, помириться с Настей — это единственный способ провести у неё обыск».

— Хоккей, завтра буду.

— Ура! Андрюша, я так рада! — Подскочив, Ася прижала его к своей груди, Андрей немало сконфузился.

— Я тоже как бы… рад. — Он попытался вырваться из смущавших его плоть объятий.

— Вот будет здорово, если вы опять сойдётесь. Нам так тебя не хватает!

— Мне вас тоже, — пробормотал Хордин, которому расставание с Настей принесло лишь несказанное облегчение и массу освободившегося времени.

— Приходи завтра часов в пять, она как раз должна быть дома.

Андрей прибыл без пяти минут пять. Дверь ему открыла Ася.

— Молодец, что пришёл. Всё, я убегаю… Да проходи же ты, не бойся! — И Ася упорхнула вон.

Хордин неуверенно ступил на тропу войны. Настя чистила своё оружие, заботливо разложив его на столе. Андрей быстро пересчитал — двенадцать, как апостолов. Нового не прибавилось.

«Хотя не совсем же она дура — ворованное выкладывать».

— Привет, — осторожно начал Андрей.

Незримо индуцируя негатив, Настя скользнула по нему взглядом и вернулась к своему занятию.

— Что, Хордин, с повинной явился?

«И снова эта холодность, обледенелость чувств…»

— Я жалею о том, что тебе наговорил.

— Ты меня очень обидел, — процедила Настя, методично начищая шомполом ствол австрийского штуцера.

«Всё ясно. Ты так ничего и не поняла», — подумал Андрей.

— Настя, я идиот…

— Тоже мне открытие.

— Я погорячился.

— А если я сейчас тоже погорячусь?

Диалог разорвала неловкая пауза.

— Настюш, прости меня, — сказал Хордин, боязливо косясь на коллекцию парадного и боевого оружия восемнадцатого века.

— Думаешь, ко мне можно так просто вернуться?

— Я думаю, ты сама была бы рада меня вернуть.

Настя нарочито засмеялась.

— Действительно! Кто ещё будет меня так смешить?

«И терпеть», — мысленно добавил Андрей, а вслух произнёс:

— Я надеюсь, они не заряжены?

— Ну почему же? Одно почищено и уже заряжено.

— Какое? — заинтересовался Андрей.

— Не скажу. — Настя с опасной беспечностью вертела в руках перламутровый пистолет с позолоченным стволом. — Ты меня правда сильно обидел…

Старинный пистолет пугал Андрея и в то же время завораживал — невольно, наперекор страху он любовался его изящной красотой. Настей он любоваться не мог, просто боялся. Хордин инстинктивно чувствовал, что попытка обезоружить девушку вряд ли поспособствует их примирению, и спросил:

— Что, застрелишь?

— Зачем стрелять? Ещё порох на тебя переводить… Прикладом зашибу.

Это очень ободряло. Андрей заметно осмелел:

— Ты меня простишь?

Настя оставила оружие в покое, чтобы сказать:

— Вот что, Хордин. Я приму тебя обратно, но с испытательным сроком — три месяца.

«Надо как можно скорее найти пистолет, иначе за три месяца я сойду с ума», — грустно подумалось Хордину.

— Настюша, я не подведу.

Слишком много холода, особенно без Аси. Его бесприютной душе требовалось хоть немного тепла. Под вечер он без всякой надежды позвонил Кате. Разговор не клеился. Катя была подозрительна и печальна:

— Андрей, в чём дело? В твою жизнь вернулся Волкодав?

— Да, мы с Настей снова вместе, — вынужденно признался тот.

— И снова для галочки?

— Нет, для отношений.

— А-а… А я уж было подумала, для любви.

Следующий день Хордин провёл у близняшек.

— Ну как? Попал под амнистию? — весело спросила Ася, вернувшись из универа.

— Меня взяли с испытательным сроком, — сказал Андрей.

— А что ты делаешь?

— Не видишь? Посуду мою.

— Это я вижу, только зачем? Тебя что, на исправительные работы послали?

— Отбываю наказание за Восьмое марта.

Из комнаты нежно-угрожающе донеслось:

— Андрюш, когда закончишь, пройдись, пожалуйста, с пылесосом!

Ася многозначительно засмеялась, после чего взяла из холодильника йогурт.

— Хотела спошлить, но ладно, промолчу…

«Теперь это только игра, чистая абстракция, глупый спектакль, где мне случайно досталась главная роль», — подумал Андрей. На ум пришли слова из песни: Living is easy with eyes closed, misunderstanding all you see.[67]

— Асют, есть будешь? Или ты на диете?

— Ты что, и обед приготовил?

— Ну да, — стушевался Хордин.

— Андрей, ты меня просто совращаешь… — Асины пальцы пробежали по его спине.

Тот чуть кастрюлю не выронил.

«Я так никогда пистолет не найду».

—Толчёнку будешь? — надтреснутым голосом спросил Андрей.

— Чего?

— Пюре картофельное.

— А-а. Тогда тащи. — Ася села за стол. — Я вообще в еде непохотлива.

— В смысле, неприхотлива?

— В смысле, жрать давай.

В кухню ворвалась Настя и выдала сокрушительное:

— Сама себе накладывай!

— И тебе привет.

— Аська, мне было бы крайне приятно, если бы ты не ошивалась возле моего молодого человека!

— О-о, как завелась, — оценила Ася.

— Когда ты потеряла паспорт, то временно пользовалась моим. Я, когда свой найти не могу, твой паспорт заимствую. Но его, —