Горбатая гора - Энни Прул

— Лошадь погибла. Он загнал ее до смерти. А лошадь была породистая.

Шай хотел, чтобы эта история о героическом путешествии Португальца Филипса оказалась правдой.

У Николь Ангермиллер были смуглая кожа, румяные щеки и алые губы; она была симпатичной девочкой, но ее никто не любил. Девочки-воображалы с тонкими руками и по-мужски большим размером ноги ненавидели красоту Николь, а местные ребята ее побаивались. Роберт Ангермиллер, ее дедушка, был аптекарем, веселым и общительным человеком. Если бабушка с дедушкой куда-то ехали, они обязательно брали Николь с собой, ее баловали, покупая вещи в Форт-Коллинс и в Денвере. Дедушка сам стриг внучку. Ей разрешали пользоваться бесцветным лаком для ногтей, которые всегда блестели, как вода в озере в солнечный день. Три медных браслета на левом запястье оберегали ее от болезней.

— Сынок, ты так быстро растешь, тебе, наверное, голова уже жмет. Кстати, как твои родители? — спросил Роберт Ангермиллер. — Я удивлен, что ты не выбрал другую тему для доклада, учитывая, чем у вас дома увешаны стены.

Во рту у него сверкнули золотые зубы.

— Почему? Что у нас такого особенного в доме?

— Да у вас же там губернаторы Вайоминга. Фотографии всех губернаторов штата вплоть до времени смерти твоего дедушки. У вас на стене висит настоящее сокровище. Но старик не особенно его ценил.

— На самом деле учитель сам раздавал темы. Причем нам досталась одна из двух-трех тем про Вайоминг. Остальным повезло: экспедиции Скотта на Южный полюс, нападения акул на людей. А нам выпал Португалец Филипс.

Шай почти не обращал внимания на те фотографии. Дедушка умер, когда ему было лет восемь-девять, а они висели на стене всегда — эдакие черно-белые обои с изображением мешковатых глаз и тонких губ. Дедушкины вставные зубы до сих пор ждали хозяина в ящике письменного стола, а его пропахшая табаком куртка висела в прихожей. Старик в свое время пичкал Шая с Деннисом рассказами о том, как на ранчо убили последнего волка, как соседка отморозила глаза и ослепла, а потом погибла, не сумев выбраться с загоревшегося поля, про рог с порохом, найденный им в речке, про какого-то соседа, уехавшего заниматься фермерством в Бразилию. Ребята только и думали, как бы побыстрее от него отделаться.

— И эта тема кажется тебе неинтересной потому, что она про историю Вайоминга? — уточнил дедушка Николь, доставая из внутреннего кармана бутылку и откручивая крышку.

— Да, наверное.

Вокруг все та же тень, отбрасываемая кустами, вечный ветер и бесконечное заграждение.

— Послушай-ка меня, малыш. В этом штате происходили чертовски важные события, — сказал старик и сделал глоток из бутылки.

Чтобы доклад получился совсем полным, в воскресенье дедушка Николь отвез детей к историческим местам, показав им оба форта. Сначала они посмотрели на памятник лошади в Форт-Ларами, потом на мемориальную доску в честь Португальца Филипса на каменной колонне близ Форт-Керни. Шай взял тогда мамин фотоаппарат и сделал несколько фотографий. Ни одна не получилась.

— По-моему, глупо ставить памятник лошади, — заявила Николь.

— Боже мой, да каких только памятников нет в Вайоминге! — воскликнул дедушка. — Чего только не изображают: трубки мира, ранчо-пансионаты, скалы, угольные шахты, солнечные часы, погибших фермеров, самосуд и смертные казни, масонские ложи, индейцев, лесорубов из Дюбуа, пожарников, бани и чирикающих синиц. Даже есть памятник Литтл Бэйб, самой старой лошади в мире. Она умерла в возрасте пятидесяти лет. Ну, и раз уж мы заговорили о лошадиных задницах, в нашем штате поставили памятник первой женщине-губернатору Вайоминга.

— Роберт, — возмутилась бабушка, для которой эта колкость предназначалась.

Она посещала собрания, посвященные памяти миссис Нелли Тэйлоу Росс, вдовы губернатора, которую саму избрали на этот пост в 1924 году, хотя для бабушки это было и непросто, ведь миссис Росс состояла в Демократической партии.

Когда они возвращались домой, солнце было позади них и уже садилось, отсвечивая на затылках бабушки и дедушки ярко-желтым канареечным цветом. Они ехали мимо обрывов, вдоль дороги не росло ничего, кроме полыни. На востоке из-за темно-красных облаков неба было не видно. Солнце село, и сумерки размыли очертания всех предметов. Дедушка время от времени прикладывался к бутылке, от него пахло виски. Потом он протянул бутылку жене, но та отказалась. Шай откинулся на спинку сиденья — день выдался длинный, и он хотел спать. По радио Эрик Клэптон распевал песенку про застреленного шерифа. Вокруг сгущалась тьма.

В полудреме он почувствовал тепло ее пальцев, еще не коснувшихся его. Николь положила свою разгоряченную руку ему между ног. Шай и представить себе не мог, что такое возможно. Словно откликаясь на эрекцию, девочка пошевелила пальцами. Движение было едва ощутимое, но этого хватило, чтобы довести его до первого в жизни оргазма. Руку Николь не убрала, и вскоре он кончил еще раз. Шай не пытался к ней прикоснуться, даже не двигался, искренне веря в невинность и случайность происходящего. Клейкое месиво в штанах, жар ее руки, гул мотора, запах дедушкиных сигарет — заднее сиденье машины превратилось в потайную пещеру. Его переполнило чувство благодарности к Португальцу Филипсу и его скакуну. Оказавшись на ранчо, Шай выскочил из машины и, даже не взглянув на Николь, побежал на свет фонаря к дому, отмахиваясь от мотыльков, врезавшихся в него мягкими пулями.

Много лет спустя он задумался, откуда Николь знала, как себя вести. Хотя в возрасте двенадцати лет он и верил в случайность того события, в тридцать семь Шай понял, что невинным тогда был только он. Она совратила его, но кто же научил ее этому?

Ранчо было залито солнцем, миссис Вирч сидела на деревянном стуле, а ее сын Скиппер — уже немолодой, начавший седеть мужчина — нежно расчесывал ее тонкие белоснежные волосы, едва не касавшиеся пола. Он поставил расческу ручкой вниз в черную банку и принялся заплетать матери первую косу.

— Куда это Халс запропастился?

Она хотела позавтракать, но у них было правило: есть всем вместе.

— Он ушел рано утром.

— Да уж, непростое это дело, мир спасать.

Теперь им придется ждать его. Она заметила какого-то человека у загона, но для Халса он был слишком плотно сложен.

— Так Бирчи дела не делали, — завела старушка. — Отец бы в гробу перевернулся, узнай он про ваши дурацкие заборы и про то, как вы тратите время на всех этих чиновников.

— Зато есть результат. Там, где мы собрали сено в небольшие кучки. — ведь с тех пор, как тут появились Бирчи, там вообще ничего не росло, — земля стала мягкой, теперь там растет трава. Мама, ты понимаешь, что землю истощили, ручьи осушили? Ты только глянь на отчеты начала века — здесь столько всего росло, столько воды было. Теперь все изменилось. Земля затвердела, иссохла. Покрылась коркой. Мы с Халсом смотрим в будущее, думаем о том, как со временем здесь все зацветет.