Рунная магия - Джоанн Харрис

— И что? — отозвался экзаменатор, который не привык, чтобы его решения оспаривались.

— Ну, — начал Дориан, — я подумал…

— Это я и сам умею, приятель, — ответил экзаменатор, складывая пальцы кольцом.

Цвета Дориана резко потемнели, и экзаменатор понял, что парень не нервничает, как он сначала предположил, — на самом деле он злится. Однако это его не беспокоило. За свою карьеру он постоянно имел дело с деревенщинами и привык, что подобный народ часто не одобряет работу Ордена.

— Приятель? — повторил Дориан. — Ты кого назвал приятелем?

Экзаменатор шагнул к нему.

— Уйди с дороги, приятель, — прошипел он, не сводя глаз и улыбнувшись, когда цвета охранника, мерцая, превратились из злобно-красного в неуверенно-оранжевый, а потом и вовсе в грязно-бурый.

Грубиян опустил глаза, пробормотал что-то банальное и ушел в ночь, бросив назад единственный взгляд затаенного негодования.

Экзаменатор пожал плечами.

«Деревенщина», — подумал он.

Элиас Рид, иначе известный как экзаменатор номер 4421974, не догадывался, что ему не стоит использовать это слово так часто.

Дверь открылась, и Один поднял взгляд. Он еще далеко не освободился, но, теребя и разминая ремни на правой руке, сумел вытащить три пальца. Немного, но для начала хватит, спасибо Дориану Скаттергуду. Это стало для экзаменатора полной неожиданностью.

Он самоуверенно вошел в кутузку, удобно зажав Хорошую Книгу под мышкой. Он почти забыл страдание Общения, то ощущение собственной никчемности и понимание, что даже самые незначительные и интимные части его тайного «я» вывернуты наизнанку под небрежным испытующим взглядом чего-то неизмеримо более могущественного.

Сейчас он чувствовал себя хорошо. Сильным. Властным.

Вооруженный новым знанием, экзаменатор видел теперь, что то, что он принимал в своей душе за жалость, было в действительности глубокой, недостойной брезгливостью. Он был достаточно самоуверен, чтобы считать, будто знает волю Безымянного.

Теперь он знал лучше. Теперь он видел, что провел последние тридцать лет как крысолов, мнящий себя воином.

«Сегодня, — подумал он, — начнется моя война. Никаких больше крыс».

Все еще дрожа в экзальтации благородного долга, он повернулся к пленнику. Лицо мужчины было в тени, но экзаменатор немедленно заметил, что кляп вытащен.

«Тупой охранник!» Его охватило раздражение, но не более того. Руки пленника по-прежнему оставались за спиной, его цвета выдавали изнеможение. Пересекая остатки левого глаза, таинственно сверкала Райдо — лазурное крыло бабочки на обветренной коже.

— Я тебя знаю, — мягко произнес экзаменатор, раскрывая Книгу. — Теперь я знаю твое истинное имя.

Один не шевелился. Каждая его мышца протестовала, но он оставался недвижен. Он знал, что ему представится шанс, и притом всего один. Неожиданность на его стороне, но он не слишком рассчитывал на успех в борьбе с силой Слова. И все же, подумал он, если удастся правильно выбрать время…

Держа руки за спиной, Один работал над рунами, сознавая, что чары его почти на исходе, что, если он промахнется, второй попытки не будет, но что иногда достаточно брошенного камня, чтобы отвернуть удар молота.

В его пальцах невыносимо медленно начала возникать руна Тюр. Тюр, Воин, которая некогда украшала мысль-меч такой силы, что делала его почти неуязвимым в битве, а теперь съежилась до серебристого рунного лучика длиной не больше ногтя.

Зато меч был острым. Кривое маленькое лезвие освободило от пут указательный палец, затем большой. Один поиграл правой рукой, нежно потер ладонь средним пальцем, точно пряха, сучащая нить.

Движение было слишком незначительным, чтобы экзаменатор его заметил. Но он увидел его отражение в цветах Одноглазого и сощурился, когда они потемнели намерением. Приятель что-то замышляет?

— Смотрю, ты хочешь меня убить, — сказал экзаменатор, глядя, как чары пленника меняют цвет с синего на глянцево-фиолетовый — цвет набухшей грозовой тучи.

Один ничего не отвечал, но пальцы за его спиной трудились.

— Ну что, будешь молчать? — спросил экзаменатор, улыбаясь. — Спорим, что не будешь?

В его руках Книга Слов распахнулась на первой главе: «Взывания».

Иначе говоря, Имена.

Необходима высшая смелость, чтобы мучить человека, размышлял экзаменатор. Не все обладают ею, немногие призваны. Даже ему, несмотря на бравые речи, никогда не приходилось иметь дело с кем-то, стоящим на лестнице бытия выше лошади с рунной меткой или кучки грязных гоблинов.

А теперь он должен применить Слово к человеку.

От такой мысли его слегка затошнило, но не от страха, понял он, от возбуждения.

Конечно, экзаменатор уже знал, как оно работает. Впервые он увидел его в действии тридцать лет назад, когда был никем. Тогда ему стало плохо: от ненависти твари, ее проклятий и, в конце, когда были проделаны все последние взывания, почти человеческого недоумения в наполненных болью глазах.

Но сейчас его переполняла праведная радость. Настал миг его славы. Для этого его наградили силой, которой магистры тщетно ожидали годами. Он докажет, что достоин ее. Да, даже если ему придется вброд брести через реки из крови чудовищ.

Он начал уверенно читать вслух, и Слово возникало вокруг него.

Зову тебя Один, сын Бёра.

Зову тебя Грим и Ганглари,

Херьян, Хьяльмбери,

Текк, Триди, Тунн, Унн.

Зову тебя Бёльверк, Гримнир, Хельблинди,

Харбард, Свидур, Свидри…

В этот миг терпение Одина лопнуло. Он резко выбросил руку из-за спины и со всей силы швырнул Тюр в экзаменатора. Одновременно он разорвал путы на левой руке и кинул перевернутую Наудр, чтобы сбросить цепи, удерживающие его.

Оружие было маленьким, но нашло цель. Оно пролетело сквозь воздух, проткнуло большой палец экзаменатора, разрезало страницы Хорошей Книги и вонзилось экзаменатору в бок.

Там оно и застряло, к сожалению, недостаточно глубоко, чтобы убить человека, но кровь хлестала так сильно, что на мгновение Один взял верх. Он прыгнул на экзаменатора, рассчитывая более не на чары, а на свои собственные силы, выбил Книгу из его рук и прижал человека к стене кутузки.

Экзаменатор, не будучи воином, заорал: «На помощь!» Один надвинулся на него. Возможно, он даже сумел бы победить, если бы в тот самый миг дверь кутузки не распахнулась и на пороге не возникли трое мужчин.

Во-первых, Одун Бриггс. Во-вторых, Джед Смит. А в-третьих, Нат Парсон с лицом, красным от нечестивого пыла.