Дело о бюловском звере - Юлия Нелидова

— Ч-читал, — кивнул Иван Несторович.

— Ну вот, видите! И непременно решили, что встречали подобное животное в череде своих бюловских переживаний. В деревне вы могли наткнуться на волка, сторожевого пса, может, лисицу или еще какую животину. А на улицах города часто выгуливают огромных псов модной сейчас породы ирландский волкодав.

— Нет, я хорошо отличаю ирландского волкодава от гиены. Я был сегодня в зоосаде и видел ее в клетке. Это была она. Несомненно, она.

— Хорошо. Мы проверим, опросим свидетелей еще раз. Зверь ведь сейчас в клетке? Так что пока беспокоиться не о чем.

Пришла пора сознаться в преступлении. Иначе заставить чиновника поверить в причастность зверя не было шансов. Не о вурдалаках и оборотнях же разговор заводить, и без того на Иноземцева опять как на юродивого глядели.

— Его больше там нет.

— Как нет?

— Я объясню, Григорий Петрович. Моя вина в том, что я не воспрепятствовал обстоятельствам. Нервы, знаете, расшатаны, и я не сразу сообразил, как поступить…

Чиновник прищурился, будто буква за буквой читает самые потаенные мысли и уже, кажется, догадался, что ему приготовились врать.

Но делать было нечего, Ивану Несторовичу пришлось собраться с духом и поведать чиновнику о своем нелепом приключении в зоосаде.

— Это может значить лишь одно, — заключил ординатор, — что гиена в действительности не принадлежала господину Росту, понимаете? Он сам в этом мне признался.

Чиновник в который раз принялся хмурить брови. Вероятно, желал избавиться от нервного визитера скоро, уверив того, что он в силу своей мнительной натуры обознался, ан нет, — Иноземцев преподнес любопытный сюрприз.

— Это какой-то абсурд, — развел руками тот. — Простите, Иван Несторович, но я в замешательстве.

— Есть же свидетель! — взволнованно воскликнул Иноземцев. — Будьте любезны проехать со мной в Обуховскую больницу, где я несу службу, и допросите укушенного. Он повстречал гиену в Митавском переулке!

А Безбородков обязательно расскажет, как к нему приходила большеглазая блондиночка заказывать шкурки для питомца. Эх, была не была, пусть полиция приступает к поискам, смирился Иван Несторович, в конце концов, игры Ульянки до добра не доведут. Вот если зверь вдруг взбесится?

Иноземцев застыл с озабоченным выражением лица, и Заманскому опять пришлось его окликнуть, чтобы привести в чувство.

— Господь с вами, говорю, — повторил тот на недоуменно-испуганное «а?». — Едемте в Обуховскую больницу. Только подождите пару минут, я дам распоряжение агентам наведаться в зоосад. Ваш рассказ требует тщательной проверки.

В больницу домчали лихо — на казенной пролетке, пробрались в палату, растолкали Марью Андреевну. Сиделка, увидав человека в синем мундире, тотчас же разбудила больного, на которого молча указал Иноземцев.

Безбородков долго сидел на постели, хлопая глазами что сова, прежде чем смог окончательно проснуться и рассказать об инциденте в Митавском переулке.

Но как больной рот открыл, Иноземцев сел. Ибо такое принялся плести, такую поведал совершенно невообразимую историю… Мол, отправился в дом к заказчице и по дороге был подвергнут нападению мохнатой собаки. И описание сей собаки дал прямо противоположное — большая белая мохнатая собака, такая белая, что как будто светилась впотьмах.

Иноземцев не выдержал.

— Как? — вскричал он, едва не набросившись на скорняка с кулаками. Вопль доктора заставил иных больных зашевелиться, а кого-то и застонать. — Вы мне совсем другое рассказывали! А где пятнистая скособоченная спина? где уши круглые что блюдца? где светящееся пятно над зверем?

Чиновник перевел укоризненный взгляд на ординатора. Марья Андреевна того по плечу гладила, шепотом умоляя не будить больных.

— Да, вашество, я тогда ошарашен был немало, привиделось, простите, — скорняк потупил глаза. — Мне доктор Беляков все объяснил. Я ведь… я спать спокойно не мог, ночами кошмары преследовали. А доктор, святой человек, поговорил, объяснил, что я этот, как его, по-научному… шок испытал, будучи не в себе, чудовище и выдумал. Простите меня, Иван Несторович. Я все просил и Татьяну Степанну, и Марью Андревну вас позвать, рассказать хотел, что в страхе рассудком помутился, но вы так и не зашли.

Тут Иноземцев все вспомнил. Погруженный в свои исследования о направленных сновидениях, он совсем позабыл курировать укушенного. А ведь и вправду к нему раз пять и Татьяна, и Марья Андреевна обращались, настойчиво передавая просьбу пациента. Но Иван Несторович не зашел. Он всецело растворился в уверенности, что и гиена и Ульянушка плод его воображения, и укушенный стал ему неинтересен.

Чиновник смерил ординатора убийственным взглядом и демонстративно вышел.

— Что ж вы? Эх! — махнул рукой Иноземцев на Безбородкова и, совершенно разбитый, уничтоженный, поплелся вон из больницы.

Вышел на Фонтанку и двинулся куда глаза глядят. Уже, наверное, было далеко за полночь: на улицах ни единой приличной души, лишь праздношатающиеся, нет-нет коляска промчится, гулко стуча по пустынной мостовой. Отдаленные звуки фортепьяно из какого-нибудь особняка, где ночами напролет играли в карты, или же ругань и песни из питейных заведений зловеще прорезали ночное пространство. В одно из таких, кабачок «Ягодка», и спустился мучимый стыдом и угрызениями совести Иван Несторович после бесцельных блужданий, когда вдруг опомнился и, оглядевшись, понял, что забрел на Сенную площадь, к Апраксину двору.

Кабачок «Ягодка» ходил ходуном от топота, визга и звуков оркестриона. У дверей и внутри сбилась разношерстная толпа: приказчики, купцы, шумные раскрасневшиеся студенты, ломовые, пьяная компания младших офицеров, чиновники средней руки. Фривольно разодетые девицы бросали на толпу ожидающие взгляды. Меж столиками сновали половые.

Иноземцев поймал за руку одного — мальчишку лет тринадцати, и, перекрикивая надрывающийся оркестрион, запросил отдельный кабинет. Тот оценивающе глянул, но невзирая на растрепанный и жалкий вид гостя, все же отвел на второй этаж.

За столиком странный посетитель попросил лишь штоф водки и стакан, а чтобы никто больше не беспокоил, заплатил двойную цену.

Прекрасно зная, что станется, ежели он этот штоф да в порожний желудок (с утра ведь ничего не ел), Иван Несторович набросился на бутылку и, давясь спиртовыми парами, до тошноты надоевшими в больнице, осушил первый стакан залпом. Внутри все запылало, лицо обдало приятным после холода улиц жаром, перестало знобить. Иноземцев склонил голову на сложенные руки, уткнулся лбом в локоть, вздохнул и стал ждать эффекта от анестезии.

— Пошел титулярный советник и пьянствовал с горя всю ночь, и в винном угаре носилась, — нараспев пробурчал он в рукав, — пред ним генеральская дочь.

Понадеялся ординатор, что уснет, но ведь позабыл, что едва глаза смыкались, неминуемо являлся образ генеральской воспитанницы. Добрый, ласковый светлоглазый взор — кроткие, по-детски наивные глазки, чарующая улыбка…