Любимая серая мышка - Анна Яфор

– А потом?

– А потом ничего интересного, – хмыкаю я. – Нас хватило на несколько дней. Эйфория прошла, желание что-то доказывать одногруппникам – тоже. Да, мы переспали пару раз, но ближе не стали. Даже наоборот, как-то слишком быстро исчерпали лимит на общение друг с другом. Отправились в тот же самый загс разводиться. Вот и вся история, – прижимаюсь губами ко лбу девушки. – Потом Альбина перевелась на заочное, и мы больше не виделись. До сегодняшнего дня. Я даже маме не рассказывал об этом скоротечном браке.

– А с дочерью ты тоже развелся? – шепотом уточняет Маша.

Представляю, как все это выглядит. Но она хотя бы притихла, перестала возмущаться. И слушает. А значит, сможет поверить и понять.

– Это не моя дочь, милая. Она родилась спустя почти полтора года после нашего развода, я при всем желании не мог бы быть ее отцом. Альбина зачем-то решила заявиться в мою жизнь спустя столько лет и устроила весь этот цирк.

– Зачем? – девушка вздрагивает в моих руках, и я обнимаю крепче. Скольжу губами по нежному лицу, вдыхаю ее запах, снова целую, мечтая забрать всю боль, что таится в глазах. Пересказываю тот бред, что поведала мне Альбина, и Маша смотрит с нескрываемым ужасом.

– Разве так можно? Шутить такими вещами? Она нормальная вообще?

Снова пожимаю плечами, потому что совсем не уверен в адекватности бывшей жены. Но теперь, когда все рассказал и девушка знает правду, хочу поговорить совсем о другом.

– Это неважно, малыш. Мы с тобой вместе, а с ней потом разберемся. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? – накрываю ладонью ее живот, и Маша на мгновенье затаивает дыхание.

– Ты знаешь, да? Откуда? Я же никому…

Зарываюсь лицом в шелковистые волосы.

– Полез за телефоном в твою сумку и увидел снимок. Ты об этом мне хотела рассказать, когда звонила?

Она кивает, поднимая на меня почему-то виноватый взгляд.

– Я сама случайно… Поехала к врачу за другим, а там… Я не знаю, как… Ты…

Она такая милая и красивая сейчас, несмотря на то что бормочет какие-то глупости и явно боится. Что же, сам виноват, дал повод сомневаться, а после сегодняшнего дня и вовсе нервы сдали.

– Маш, я люблю тебя. И его тоже. Или ее. Ты самое лучшее, что могло случиться со мной.

Он смотрит ошарашенно и неотрывно, и глаза начинают блестеть от слез.

– Вот только плакать больше не надо, хорошо? Давай спать?

– Спать? Сейчас? Здесь? – Маша теряется еще больше.

Я киваю.

– Не знаю, убралась ли Альбина, но еще раз встречаться с ней сегодня у меня нет никакого желания. Уверен, у тебя тоже. Да и поздно уже очень. Пойду предупрежу маму и принесу еще одну подушку.

Девушка в ужасе мотает головой.

– Она ни за что не разрешит!

– Это мы еще посмотрим, – снова целую свою мышку. Она прелесть, но пока не поняла, что Капитолина Сергеевна Лавроненко совсем не так строга и сурова, как кажется.

Нахожу мать в гостиной перед включенным телевизором. На экран, правда, та не смотрит: уставилась перед собой, и во всем облике отчетливо читается напряжение.

Вытаскиваю из шкафа подушку и легонько касаюсь губами морщинистой щеки.

– Спасибо, что позвонила. Я чуть с ума не сошел, не зная, как и где искать Машу.

Она в ответ хмурится, разглядывая мою ношу.

– Я правильно поняла, Алексей, вы собрались устроить разврат в моем доме?

Очень хочется рассмеяться, но как-то нахожу сил сдержаться. Пусть продолжает изображать строгую учительницу, я-то знаю правду.

– Мы просто будем спать, мам, оба устали. Ну, какой разврат? Разве что самую малость. Столько переживаний было, а секс – лучшее лекарство от стресса, ты же знаешь. Да, кстати, ты скоро станешь бабушкой. Поздравления мы готовы выслушать завтра, а сейчас спокойной ночи, – и быстрее, чем мать успевает отреагировать и ответить, сбегаю в спальню, плотно закрывая за собой дверь.

Думала, что усну сразу, едва голова коснется подушки, – так извелась и устала за этот бесконечно длинный день. Но стоит только оказаться в постели, в теплых медвежьих объятьях Лавроненко, как желание спать тут же улетучивается. Трусь щекой о его плечо, прижимаюсь к груди, стараясь оказаться как можно ближе.

Все случившееся теперь воспринимается, как что-то нереальное. Будто и не с нами было. Словно в фильме, который закончился, наконец, оставив лишь неприятный осадок. А реальность совсем другая: упоительно сладкая, дарящая силы и желание жить.

Леша жмет меня к себе, обнимая так крепко, что перехватывает дыхание. Стягивает старенькую футболку, которую еще до его прихода мне вручила Капитолина Сергеевна после душа. Теперь на мне только трусики, а Алексей и вовсе улегся голым, рассмеявшись в ответ на мой испуганный взгляд.

– Машь, да расслабься ты, не зайдет она к нам. А я соскучился. Безумно. Мне надо почувствовать тебя.

Не ему одному. Я и сама млею, находясь рядом вот так, без преград из одежды. Это уже было и не раз, но сегодня ощущается как-то по-особенному. Может быть, потому что я чуть его не потеряла. Мы друг друга чуть не потеряли. Об этом страшно думать, и от терзавшей меня весь вечер боли все еще ноет где-то глубоко внутри. Но теперь все закончилось. И осознавать это так приятно, что я даже готова закрыть глаза на возможное недовольство Капитолины Сергеевны. Я уважаю женщину и дорожу тем, что она для меня сделала, но не собираюсь отказываться от своего счастья даже ради ее спокойствия.

Мужчина гладит меня по спине, ведет пальцами вдоль позвоночника. Трогает поясницу, поддевает кружево белья, сдвигая его в сторону. Сжимает ягодицы, и я прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть от нахлынувших ощущений. Чувствую его возбуждение и сама хочу так сильно, что низ живота начинает тянуть сладкой болезненной тяжестью.

– Люблю тебя… – выдыхаю ему в грудь, касаясь языком солоноватой кожи. Кажется, что произношу тихо-тихо, и он не услышит, но Алексей замирает на мгновенье, а затем его руки снова приходят в движение, только теперь ласки делаются резче и жарче.

Он переворачивается на спину и тянет меня на себя. Укладывает сверху, как-то незаметно избавляя от последнего клочка белья. Обхватывает мое лицо, заставляя посмотреть на него.

– И я люблю тебя, малыш.

Целует виски, веки, не давая мне разреветься от счастья, спускается к губам, прижимаясь к ним настойчивым жадным поцелуем. Пробирается языком в рот, тоже жадно, будто от этих его лихорадочных движений жизнь зависит. Так и есть наверно, не знаю, нашлась бы сейчас хоть какая-то сила, способная оторвать нас друг от друга.

Впиваюсь в его плечи, прижимаюсь, чувствуя, как твердеют и набухают соски, соприкасаясь с его грудью. Шелковистые волоски щекочут кожу, раздразнивая еще больше, и я начинаю нетерпеливо ерзать на его бедрах, стараясь унять растекающийся по телу жар. Леша тихо смеется, снова осыпая мое лицо поцелуями и зарываясь руками в волосы.