Дети непогоды - Павел Марушкин

Хлюпик захлопнул «Парусные дирижабли в атаке и обороне» Нафанаила Пангваи и аккуратно отложил книгу в сторону. Иннот расхаживал по кухне с чашкой обязательного вечернего чая.

— Хорошо, возможно, она не врёт и действительно только что прибыла из Леса. А зачем, в таком случае, она искала именно наш дом? Совпадение? Я не очень-то в них верю, знаешь ли.

— Давай лучше рассуждать наоборот, — сказал Хлюпик. — Допустим, это именно она укаючила беднягу Морберта. Зачем ей искать ещё и нас?

— Может быть, мы следующие в её списке.

— В таком случае, она нас будет подкарауливать, чтобы застать врасплох, верно?

— Вроде бы… — Иннот почесал нос. — Так что следи за крышами.

— Но ведь она могла и не говорить мне, как её зовут! Я бы ни за что не догадался, кто она такая!

— Возможно, она рассчитывала, что мы ничего не знаем о сипапоккулах — всё-таки они живут далеко на юге. Да мы и в самом деле не знали — до последнего времени.

— Какой-то у нас странный разговор получается. Так или иначе — какая разница?

— Огромная, старина, огромная! Если исходить из предположения, что она заключила на нас контракт, мы должны как можно скорее отсюда смотаться. Причём втихаря.

— А если нет?

Иннот надолго задумался.

— Похоже, всё равно должны — из осторожности.

Хлюпик вздохнул. Он безоговорочно доверял товарищу, но ему очень не хотелось съезжать с такой уютной квартиры. И кроме того…

— Давай немного повременим, — наконец, сказал он. — Посмотрим, как дальше будут развиваться события.

— Это может дорого нам обойтись, — мрачно ответил Иннот.

— Слушай, я тебя не узнаю! Ты же каюкер! Да и я не лыком шит, между прочим.

— Это всё так. Но ни ты, ни я не способны положить за двести шагов отравленную стрелку точно в цель.

— Я не буду с тобой спорить. Но останусь при своём мнении — она нам не опасна. В конце концов, ты её даже не видел!

— Вот тут ты прав. И только поэтому мы остаёмся ночевать. — Иннот аккуратно задёрнул занавеску. — На всякий случай, не зажигай на кухне свет и не подходи к окну. Меня очень тревожит твоя новая знакомая, Хлю. Учти: монстру необязательно выглядеть монстром.

— Да никакой она не монстр! — горячо сказал Хлю.

Иннот хмыкнул.

— Ладно, завтра я сам посмотрю, что она собой представляет.

«…на баке. Времени оставалось в обрез. Переставить исправную тетиву с кормы на нос мы уже не успевали. Оставался только один выход — неожиданным манёвром попытаться выиграть в высоте. К этому времени корабли сблизились настолько, что уже можно было различить на палубе фигурки врагов. Минуты через две — понял я — мы подойдём на дистанцию эффективного огня. «Всем привязаться! — скомандовал я. — И держитесь покрепче! Двое матросов — на лебёдку балансира. Вращать только по моей команде!» Сейчас наша высота была примерно одинаковой с большим кораблем. Меньший, как более лёгкий, набирал высоту быстрее. Сменив в очередной раз галс, мы нацелились в скулу противника. Маленький дирижабль сильно отклонился в сторону. Ну да, понял я, — они хотят встать носом к нашему борту, чтобы уменьшить нам сектор обстрела и при этом иметь возможность бить прицельно в любую точку палубы. Враги медлили открывать огонь. Расстояние между нами сократилось до двух кабельтовых, потом до полутора. Ещё немного, решил я. В этот момент со стороны врага послышался хлопок. Бутыль с флогистоном сорвалась с направляющих баллисты и, оставляя за собой дымный след, полетела нам навстречу. К счастью, прицел был не совсем точен — просвистев над палубой, снаряд канул за борт. Второй дирижабль успел развернуться и теперь под всеми парусами шёл на нас. «Балансир на корму! — крикнул я. — До упора!» Застрекотала лебёдка. Нос нашего корабля стал задираться. Высота уже сказывалась — дышать становилось трудно. Дифферент достиг тридцати градусов. Вскоре мы оказались выше врага — теперь на нас работала не только подъёмная сила баллона, но и ветер! «Балансир по миделю! Выровнять дифферент!» В этот момент я услышал гулкий удар в днище, из-за борта полыхнул огонь — вражеский снаряд попал в наш корабль. Попадание в корпус, конечно, вещь неприятная, но корпус — это всё же не баллон. Матросы, не дожидаясь приказа, схватили пожарный брезент и, наспех примотав страховочные тросы к леерам ограждения, попрыгали вниз — сбивать пламя. В это время мы находились примерно в полукабельтове над врагом. Канониры кормовой баллисты, задыхаясь от недостатка воздуха, мужественно вели дуэль с маленьким дирижаблем. Большой был в точности под нами. Я побежал на бак, выхватил из зарядного ящика бутылку с флогистоном и, срезав кортиком половину октограммы с пробки, швырнул её вниз. Это был рискованный шаг — обычно канониры лишь чуть-чуть повреждают магическую печать. Этого вполне достаточно, чтобы флогистон начал жечь пробку и снаряд в полёте оставлял бы за собой дымный шлейф — по нему удобнее пристреливаться. Смахнув сразу половину удерживающей печати, я рисковал тем, что бутыль взорвётся у меня в руках. Решение принималось в считаные секунды — и, как выяснилось, оно было верным. Я боялся, что снаряд попросту отскочит от упругой оболочки баллона, не разбившись. Но сгущённый флогистон вырвался на свободу ещё в воздухе — и огненным дождём осыпал вражеский корабль. Рядом со мной появился лейтенант. Он широко замахнулся и кинул вниз вторую бутыль. Новые огненные кляксы усеяли поверхность баллона. Примерно через минуту защитные оболочки не выдержали, и газ сдетонировал. Взрывом нас здорово тряхнуло. Наш корабль завертелся волчком в потоках обжигающего воздуха. Маленький дирижабль в момент взрыва находился дальше, чем мы, от эпицентра, но ему тоже досталось — я заметил, что фигурка какого-то бедолаги мотнулась через фальшборт и, корчась, полетела вниз. Высота наша в этот момент достигала опасной отметки — горячий вихрь подкинул дирижабль ещё на четверть мили вверх. Люди задыхались. Чувствуя, что сейчас потеряю сознание, я успел крикнуть: «Стравите из баллона!» Перед глазами запрыгали кровавые пятна, стрелка альтиметра в нактоузе, давно перескочившая в красный сектор, расплылась во всю шкалу. Я без сил опустился на палубу. Сознание вернулось через несколько минут. В ушах противно пищало, китель был испачкан вытекшей из носа кровью. Цепляясь за ванты, я с трудом поднялся на ноги и осмотрелся. Маленький корабль был далеко внизу и на всех парусах улепётывал. Хорошо понимая, что сил на преследование у наших людей уже не хватит, я приказал спуститься и лечь на прежний курс. Всем нуждающимся была оказана медицинская помощь. В этом бою мы потеряли только одного человека — матроса Воблина Плиза. В момент взрыва он висел на страховочном тросе, сбивая с днища остатки пламени, — и, когда корабль закрутило взрывной волной, узел не выдержал. «Кто успел стравить газ? Где этот герой?» — спросил я. Матросы зашушукались и, наконец, вытолкнули вперёд красного, как свёкла, боцмана. «Вайфел Гасила! Ты спас корабль и экипаж! От лица командования выражаю тебе благодарность! И извини, что плохо о тебе подумал, — ты настоящий офицер воздушного флота Коалиции!» Боцман, по-видимому, человек очень скромный, не знал, куда девать глаза от смущения. К сожалению, торжественность момента была немного испорчена — случайно он бросил взгляд за борт…»