Царь Гектор - Ирина Измайлова

И маленькая Атуни показалась на верхних ступенях лестницы, что вела с другого конца галереи в сад. Девочка шла, понурившись, сознавая, что виновата, и ожидая гнева и со стороны теги Альды, и со стороны так некстати задержавшегося дома отца. Однако оба они завопили и засмеялись от радости. На руках девочки, гукая и улыбаясь, сидел маленький Патрокл.

— Кончено, Гектор! Около двухсот пленных, остальные мертвы.

— И никому не удалось сбежать?

— Куда бы они сбежали? Ты перекрыл выходы из ущелья, а здесь, на плоскогорье, мы их держали крепко. Только это дорого стоило!

Сказав это, Пентесилея соскочила с седла и неторопливым движением сняла шлем. По её левой щеке, от виска, где обозначилась тёмная ранка, тянулась, раздваиваясь на подбородке, полоска крови. Железный наконечник копья вошёл неглубоко, хотя, угоди он на четверть пальца левее, удар был бы смертельным. Вторую рану амазонка получила уже в конце сражения — меч врага пробил лёгкий нагрудник и вошёл в грудь, но, опять же, недостаточно глубоко и не с левой, а с правой стороны, далеко от сердца.

— Раны серьёзные, Пентесилея, — хрипло произнёс Гектор, сплёвывая попавший в рот песок: в своём стремительном движении колесница поднимала тучи песка и пыли. — Надо сразу перевязать.

— Успеем, — она улыбнулась. — Как ты? Ты был в самой гуще.

— И при этом, кажется, ни одной царапины. Смешно!

Египетское войско, вернее, то, что от него осталось, стягивалось между тем к колеснице своего военачальника. Покрытые пылью и кровью и оттого похожие один на другого, воины подходили и, по обычаю, громко выкрикивали свои имена, чтобы командующие могли отмстить тех, кто остался в живых. Их голоса звучали глухо — у всех пересохло во рту. К составленным возле колесниц кувшинам с водой сразу выстроились целые вереницы людей.

Гектор, стоя на колеснице, привычно пересчитывал воинов, про себя отмечая, что среди тех, кто держался на ногах, всё же немало раненых.

Из тысячи человек египетского войска остались живы четыреста восемьдесят два. Ценою гибели остальных были уничтожены две тысячи триста ливийцев и двести пленены. Пентесилея была права: бежать не удалось никому...

Гектор вновь спросил себя, можно ли было принять иное решение и вновь ответил себе: нет, нельзя было.

Поняв, что гибель угрожает его отряду и в крепости, и на подходах к ней, и в случае, если они задумают отступать, троянский царь приказал своим воинам занять позиции на невысоком плоскогорье, над ущельем, по которому двигались ливийские отряды, собираясь выйти им в спину. Анхаффу было приказано спрятать колесницы перед выходом из ущелья, за грядою скал. Остальные воины в оставшееся им время натаскали и сложили на краю крутого склона ущелья груды камней, от самых маленьких до громадных. Гектор сам, махнув рукой на достоинство главнокомандующего, ворочал ребристые глыбы, подтаскивая к обрыву и такие, которые было впору тащить вчетвером или впятером, и вызывая среди египтян изумлённый и восхищенный шёпот. По его приказу пятьдесят воинов из числа самых опытных, двинулись по плоскогорью к другому концу ущелья, чтобы отрезать дорогу ливийцам, если те вздумают отступить этим путём.

Когда вражеские отряды показались внизу, двигаясь на редкость тихо, почти бесшумно, прозвучала короткая команда, и неудержимый град камней низвергся по уступчатому склону, увлекая за собою всё новые и новые глыбы, поток песка и густые облака удушливой пыли, сразу ослепившей ливийцев.

Трудно сказать, сколько их погибло под камнями, однако уцелевшие, поняв, где находится враг, и осознав, что придётся принять бой или погибнуть, с рёвом и проклятиями устремились вверх по склону. Началось как бы обратное движение лавины, и как ни цепко держали оборону египтяне, им пришлось отступить от края склона — врагов всё равно было больше.

Битва продолжалась не менее часа, а быть может, и гораздо больше. В сутолоке и крикс, среди крови, грохота щитов и лязга мечей, люди потеряли представление о времени. В конце концов, большая часть оставшихся в живых ливийцев, отступая, вновь скатилась в ущелье и те, кто при этом не свернул шею и не поломал рук и ног, бросились к выходу на равнину. Но прогремел боевой клич египтян, и сотня колесниц Анхаффа вынеслась им навстречу, круша и сминая растерявшихся и вконец сломленных врагов.

Гектор, видя, что на плоскогорье битва завершилась, успел спуститься и занять место в своей колеснице, чтобы участвовать в последней схватке. Он видел, что Пентесилея опередила его: она не покинула седла, и её конь, легко одолевший опасный подъём, так же легко одолел и ещё более страшный спуск. С плоскогорья спускались и остальные уцелевшие воины-египтяне — никто, даже раненые, не остались наверху.

Последняя схватка была отчаянной и страшной. Но она завершилась быстро: чуть меньше двухсот ливийцев, в большинстве своём раненых, запросили пощады и сдались, остальные остались в кровавой пыли на равнине, в ущелье, на плоскогорье.

Среди убитых ливийцев выделялся их предводитель — напавший одним из последних огромный, статный богатырь, в кожаном доспехе, длинном, до колен, сплошь усаженном мощными медными бляхами с шипами, и в обычном для ливийцев кожаном шлеме-колпаке, закрывающем половину лица, с крутыми прорезями для глаз, также обшитом медью. Вожак дрался до последнего, дрался, когда многие его сподвижники, оставшиеся в живых, уже сдались. Под конец, пользуясь тем, что Гектор сражался далеко от входа в ущелье, он пытался вырваться, захватив колесницу убитого им египтянина. Возможно, предводитель мятежников рассчитывал уйти, но ему преградила дорогу Пентесилея, и после недолгой схватки он упал под её секирой. (Привычное оружие, которого в Египте никто не использовал, царица амазонок одолжила у Альды). Разглядывая затем убитого врага, она подумала, что это скорее всего и сеть знаменитый Мартаху, тот самый разбойник, за которого приняли Ахилла воины прибрежной крепости, а значит, великан-ливиец был невольной причиной её разлуки с мужем...

— Ты и вправду величайший воин! — произнёс Харемхеб, подходя к Гектору и низко склоняясь перед ним. — Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так сражался!

— Это был не самый трудный из моих боёв, — ответил троянец, устало поднося к губам кувшин с водой и преодолевая отчаянное желание облить лицо и плечи: он знал, что воды слишком мало.

— И эта невероятная женщина, жена твоего брата... — продолжал молодой военачальник, в некотором смущении глядя на Пентесилею, в это время без стеснения снявшую нагрудник и перевязывавшую свою рану. Она дралась так же, как и ты! Разве бывают такие женщины?

— Считай, что меня не бывает, египтянин! — воскликнула амазонка, которая поняла всё от слова до слова. — Но, как бы там ни было, мы потеряли половину войска.

— Больше половины, — тихо сказал Гектор и вновь осмотрелся.

— Где Анхафф? — спросил он у одного из колесничих.

— Я здесь, великий!

Командующий колесницами был ранен в плечо, и его только что перевязали. Он подошёл, отхлёбывая воду из медной чашки, внешне невозмутимый, но на самом деле тоже взбудораженный и потрясённый.