Прискорбные обстоятельства - Михаил Полюга

— Это и есть ваше место? Эти пеньки и колоды?

— Не понравится, выберем другое. А если вашему величеству все-таки покажется, что здесь комфортно, то вот вам корзина, в ней — полиэтиленовая скатерть, вилки, ножи и всякие съедобные штуки. Доставайте, расстилайте, а я пойду в кафе и закажу кофе. Что ни говори, а неудобно: занять территорию, но ничего не купить. Кстати, вы пьете кофе или предпочитаете чай?

Кафе оказалось паршивым, впрочем, как и многие придорожные кафе, в которых мне довелось за прожитые годы побывать. В зале и возле стойки неистребимо пахло вчерашним борщом; руки надо было мыть в туалете, над крохотным умывальником, тогда как под ногами источал кислый въедливый запах раскоканный унитаз; вместо бумажных полотенец на гвоздике висел рушничок со следами чьих-то плохо вымытых пальцев. Я вытер ладони своим носовым платком, расплатился за кофе и, стараясь без нужды ни к чему не прикасаться, выбрался на свежий воздух с двумя бумажными, пахнущими кофейным варевом стаканчиками в руках.

Там меня уже ожидал накрытый и сервированный на двоих стол: мои припасы — буженина и домашняя колбаса — были нарезаны тонкими ломтями и красиво уложены на одноразовую тарелку; на другой тарелке громоздились поделенные на дольки большое краснобокое яблоко и спелая груша; еще были откупоренная банка корнишонов и распечатанный бородинский хлеб. Право, не стол, а загляденье, — особенно для человека, с самого утра ничего не державшего во рту, кроме глотка кофе. Невольно я проглотил слюну и подумал: вот где присутствие Квитко оказалось более чем уместно!

Но я не счел нужным расточать похвалы, чтобы после не пришлось раскаиваться. Ведь женщины восприимчивы к малейшему вниманию, словно кошки: стоит один только раз погладить ее по шерстке, и после принужден будешь делиться теплом и отливать ей свое молоко из кружки.

— Извольте к столу! — невозмутимо повелел я и потер руки, предвкушая. — А где выпивка? Я буду пить боржоми, а вы, мадам, можете приложиться к бренди. Как-никак, на дворе осень, октябрь, прохладный ветерок по спине гуляет. Что там говаривал незабвенный Беликов? Правильно: как бы чего не вышло!

Но Квитко внезапно потупилась и заморгала ресницами.

— Евгений Николаевич, как же я буду пить одна? И без того у вас на шее сижу, не додумалась взять что-нибудь в дорогу, а вы вон сколько всего накупили! Одну капельку, а, Евгений Николаевич?..

— Выпить-то я выпью. А после как? Ехать со мной не страшно будет?

— Так ведь одну капельку!..

Я махнул рукой, вытащил из корзины бутылку и пластиковые стопки, свернул пробку и плеснул нам бренди: себе — самую малость, а повеселевшей Квитко — чуть больше половины, ожидая возражения или отказа. Но она и глазом не моргнула — взяла стопку и, отставив в сторону мизинец с дешевым серебряным колечком, улыбнулась и попросила:

— Можно я скажу? Я вас совсем другим представляла, думала, как же это поедем так далеко, о чем будем говорить, если мы с вами разные люди? Но четыре часа пути пролетели, а я даже не заметила. Я вас боялась, правда боялась. Перед отъездом наслушалась: и такой он, и еще такой… А оказалось — с вами легко и просто. Давайте выпьем за вас!

— Нет, Лилия Николаевна! Сначала выпьем за дорогу, чтобы нам с вами доехать без ненужных приключений. А друг за друга еще успеем выпить, вспомните мое слово.

— Ладно, за дорогу так за дорогу, — и Квитко лихо, не поморщившись, проглотила спиртное. — Никогда не пила бренди. Вкусно-то как!

«Да она пьет, как мужик! — воскликнул в душе я, наполняя стопки по второму разу. — Быстро же ты, девочка, пообвыкла, а ведь здесь тебя еще никто не гладил по шерстке. А коли взять да погладить?..»

— Знаете, я люблю ездить в командировки, — вылавливая корнишон из банки, сказала Квитко. — Только они нечасто мне выпадают. Больше бываю с проверками в районах, а ведь это совсем не то, правда? Дают два-три дня на проверку, и все там приходится переворачивать вверх дном, потому что надо писать справку о результатах — хорошо, если объективную, а когда требуют: давай один негатив… Да вы сами в курсе. А такие командировки, как у нас с вами… Точно из душной комнаты вышел на свежий воздух.

— Хорошо подмечено: душная комната!

— Нет, это я к слову, — опасливо покосилась на меня Квитко. — А вообще, у нас замечательная система.

— Со своими правилами поведения и законами, нарушить которые — дело немыслимое и опасное. И главное правило: начальник всегда прав. А чтобы быть непререкаемо правым, для борьбы с умниками подбирается своя команда, которая пользуется льготами и привилегиями по сравнению со всеми остальными и которая, точно свора шакалов, должна наброситься и загрызть любого, на кого им укажут пальцем. Вы ведь бываете на коллегиях? Почему их в последнее время стало так много? А-а! И все плохо, внушают нам, и все не в масть! А так ли на самом деле плохо, чтобы людей поедом есть, чтобы они все время чувствовали себя виноватыми? Нет, уверяю вас, совсем не плохо. Но нужны люди покорные, до смерти напуганные, и потому их подвешивают на ниточки, а сами стоят над головой с ножницами: чуть что не так — и чик!..

— Что это вы такое говорите? Все у вас в негативе. А система, между прочим, нас с вами кормит, и неплохо кормит.

— Но при этом она убивает. Не знаю, как вас, а меня убивает ежедневно и ежечасно — нравственно, морально, физически. Вы видели долгожителей среди прокуроров? То-то!

— Так я и знала! — одними губами прошелестела Квитко, отставляя недоеденный бутерброд с бужениной и подозрительно на меня глядя. — С вами невозможно разговаривать: не поймешь, где вы шутите, а где говорите серьезно.

— Невозможно? Тогда давайте пить. У вас губы посинели от холода, в самый раз переменить тему разговора и немного согреться.

— Давайте. Только я не замерзла, это у меня губы такие, а помаду я, наверное, съела. Да что такое? Что вы все улыбаетесь? Что, не так?

— Простите, ради бога! И не принимайте на свой счет, — развел я руками и дурашливо поклонился, тогда как в душе попенял себе за ненужную откровенность с человеком, которого едва знал. — Всякий раз, когда пью с коллегами, вот как сейчас с вами, вспоминаю главу из «Трех мушкетеров», называется: «Обед у прокурора». Там есть одна фраза, которая всегда меня забавляла: «Простодушный прокурор — явление довольно редкое». Это про нас с вами. Каково?

Ранее я несколько раз бывал во Львове и с тех пор зарекся ездить на автомобиле через центр города: указатели на узких кривобоких улочках или отсутствовали вовсе, или сбивали с толку настолько, что я петлял, точно заяц в перелеске, и неизменно возвращался на прежнее место. Но в этот раз все вышло иначе: я шел по наводке местного опера из УБОПа, номер которого мне всучил перед отъездом Зарипов.

— А так, на всякий случай, — сказал он, диктуя цифры с дисплея своего мобильного телефона, а после, притворно повздыхав, с ухмылкой хитрого и довольного собой лиса добавил: — Мало ли что может приключиться в чужом городе. Вдруг приспичит: девочку там или экскурсию по злачным местам…