Дело толстых - Оксана Обухова

— А собаку? Тоже намеренно отравили?

— Нет. Пса они вообще потеряли. Сначала Тяпа облизал губы Гольдмана (видимо, для его крошечного веса яду и на губах хватило) и потащился вслед за ними на улицу. Но когда эта парочка загрузила тело и чемодан в лодку, собаки уже рядом не было. Искать не стали, торопились и решили, что пес куда-то заполз и там издох. А потом Тяпа обнаружился уже в морозильнике офиса. Чуть не рехнулись ребята, чуть не прибили друг друга от подозрительности… Кстати, о собаке.

— Это уже моя история, — согласился Тарасов.

— И убийство Вяткиной, — напомнил Николай Иванович.

— Самоубийство, — поправил капитан.

— Какое еще самоубийство? — переспросил Морозов.

— Вяткина покончила жизнь самоубийством. Сегодня мой свидетель получил по почте ее посмертное письмо с полным признанием.

— Иди ты! — удивился Морозов и замолчал.

Тарасов знал, о чем сейчас думает его старый приятель, и не вставлял в его мысли реплик. Он очень надеялся, что Николай Иванович правильно поймет ситуацию и примет верное решение. Так и получилось.

— Миш, ты мне своего свидетеля на завтра оставь. Ни к чему мне сейчас это самоубийство. Обвинения в убийстве, — Морозов подчеркнул последнее слово, — Вяткиной так на Марту Гольдман действуют, что она по другим моментам очень сговорчивой становится. Очень, понимаешь ли, оскорбляют ее намеки на причастность к убийству единственной подруги… Прямо зеленеет вся.

— И я о том же, — вставил Тарасов. — А Гудовин как реагирует?

— Гудовин и его несостоявшийся убийца с чердака вообще молчат. Я же говорил — фифти-фифти. Двое болтают без умолку, двое молчат как воды в рот набрали. Если сейчас появятся новые сведения о самоубийстве Вяткиной, во-первых, силы распылять придется, а во-вторых, переписывать сценарий допросов… Ты мне в трех словах обскажи, как дело было, а официальные показания Ильясов завтра снимет. Ему сейчас, честное слово, и без твоего свидетеля работы выше крыши…

— У меня свидетельница, Иваныч. В «Гелиосе» работает родная бабушка Ольги Кудрявцевой, той, которую Гольдманы в хищении оружия и покушении на убийство Гудовина обвинили. Помнишь?

— Смутно, — признался Николай Иванович. — Так что там по самоубийству Вяткиной?

Тарасов вкратце, буквально в три предложения, изложил суть дела.

— Кусок льда? — хмыкнул Морозов. — Прям детектив. Такого у нас еще не было…

— Не буду дальше тебя отвлекать… — собрался откланяться капитан.

— Эй, Валерыч, стой! — остановил его полковник. — В понедельник зайди за путевкой! Как и обещал, санаторий МВД, море, пляж.

— Спасибо, — поблагодарил Тарасов и, попрощавшись, положил трубку.

Прежде чем выйти к Ангелине Ивановне, Валерыч какое-то время стоял у окна террасы и думал. Он ничего не сказал полковнику о хищении пятидесяти восьми тысяч долларов и до сих пор не знал, как с этим поступить.

На его, Валерыча, взгляд, обвинять Троицкую в нечестности трудно. Но Уголовный кодекс Валерычевы взгляды не интересуют. Деньги госпоже Троицкой никто дарить не собирался. В этом деле вообще без определенной отваги свидетелей не обошлось — «Кредит доверия» крупно рискнул, предъявив записи нелегальной прослушки, и еще неизвестно, чем для них эта храбрость обернется. Троицкая тоже руки не умыла, не выбросила труп собаки, а подложила его в морозильник. А ведь она не знала, что за «Гольдман и компания» уже наблюдают, она вызывала огонь на «Гелиос». То есть на себя.

Ангелина Ивановна сидела на лавочке, крутила в ладони желто-розовое яблоко и ждала капитана. Тарасов спустился с крыльца и сел рядом.

— Ангелина Ивановна, завтра вам будет нужно дать официальные показания. Вы готовы?

— Да. Куда мне прийти?

— В прокуратуру, следователя вы знаете, его фамилия Ильясов. Кстати, вы уже решили, какую часть послания вы отдадите?

Женщина тяжело вздохнула и произнесла:

— Чем бы мне это ни грозило, я отдам все полностью. Меня арестуют?

Тарасов вздохнул и наконец принял правильное решение.

— За что вас арестовывать, Ангелина Ивановна? Как мы уже говорили, послание Галины составлено очень осторожно. Где-нибудь, хоть намеком, упоминается о вашей причастности к краже денег? В письме говорится, что деньги взяла Галина.

Яблоко выкатилось из круглой ладошки, упало на землю и скрылось под лавочкой.

— Так вы… Михаил Валерьевич, вы меня отпускаете?!

— А я вас никуда и не забирал, Ангелина Ивановна, — буркнул Тарасов. — Лучше скажите, ваша дочь знает, откуда взялись деньги на операции?

— Что вы, Михаил Валерьевич, голубчик, как можно! У Лидочки слабое здоровье, ей противопоказаны любые волнения! Она уверена — эти деньги из наследства Самуила Яковлевича.

— Вот и ладушки. — Тарасов встал, направился к воротам, но, не доходя до них, вдруг остановился, оглянулся на застывшую хозяйку и быстро вернулся к ней. — Ангелина Ивановна, скоро в наш город приедет одна очень несчастная женщина. Мать Бориса Аркадьевича. Я советую вам поговорить с ней. Если хотите, я даже помогу вам в этом.

— Зачем мне с ней встречаться? — хмуро спросила Троицкая.

— У нее никого не осталось на этом свете, — тихо произнес капитан. — Только что она потеряла сына, родной брат при смерти, и, возможно, Ка-тенька ее единственная родственница.

— Но… ведь и Гудовин…

— Может оказаться ее отцом? — закончил начатую женщиной фразу капитан. — Может, конечно. Но существует генетическая экспертиза… хотя… я почти уверен, Сара Моисеевна откажется ее проводить…

— Почему?

— Ну, во-первых, она предпочтет думать, что у нее все-таки есть внучка. А во-вторых… мне кажется, она порядочный человек. Помните письмо Галины? В нем говорилось, что только из-за боязни огорчить мать Борис Аркадьевич согласился обвинить Ольгу в краже оружия. Если Сара Моисеевна прочитает это письмо…

— Мне заранее ее жаль, — бросила Троицкая. — Несчастная мать…

— Да. Я помогу ей ознакомиться с посланием Галины и делом вашей внучки. Она все поймет. Думаю, вы поможете другу другу пережить все несчастья. И кстати, Ангелина Ивановна, в Швейцарии хорошие врачи, а Сара Моисеевна богатая и великодушная женщина.

Тарасов возвращался домой в почти пустом автобусе. Валерыч любил такие спокойные, длинные поездки по городу. Когда едешь тихонечко, все у тебя сделано, никуда не надо торопиться, в окно светит мягкое осеннее солнце, дома ждет Марьюшка с обедом…

Наступало бабье лето, впереди ждал отпуск на море, бархатный сезон Черноморского побережья, арбузы и персики… Чувство выполненного долга добавляло к отпускному настроению душевного покоя, но все же что-то неуловимое и непонятное продолжало свербеть где-то под ложечкой. Что-то он сделал не так, что-то упустил… Но что?