Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз - Джон Келли

В Сталинграде в тот день пошел снег. Он ложился на воронки от снарядов, перевернутые цистерны и дома без крыш, в которых солдаты дрались за каждый этаж, захватывая комнату за комнатой. Снег падал на разбитую 62-ю армию Чуйкова, на склоны Мамаева кургана, на фабрику «Баррикады» – и на десятки тысяч убитых итальянцев, румын и венгров, валявшихся на сверкавших белых полях под сенью холодного февральского неба.

Было два часа ночи, «Коммандо» летел в черном холодном небе, и Уинстон Черчилль проснулся от жжения в ноге. Он сразу понял, что дело в обогревателе. В салоне самолета «Коммандо» их было более десятка, чтобы поддерживать комнатную температуру в кабине и спальном отсеке во время длительных перелетов. Эти устройства еще требовали доработки: если одно из них выходило из строя, мог возникнуть пожар.

Черчилль выбрался из койки и разбудил маршала авиации Чарльза Портала, чья кровать стояла рядом. Воздушные потоки подбрасывали самолет вверх и вниз. С фонариками в руках Черчилль и Портал расхаживали по сумрачному салону самолета в поисках других неисправных обогревателей. Они нашли несколько, два из них были расположены в особо уязвимом месте – рядом с бензиновым двигателем в бомбоотсеке. Пассажиры оказались перед сложным выбором: если отключить обогреватели, температура в салоне резко упадет и весь оставшийся путь придется мерзнуть. Но если обогреватель взорвется, самолет упадет.

Предпочтя безопасность комфорту, Черчилль приказал отключить обогрев и раздать пассажирам дополнительные одеяла. Через несколько часов в утреннем небе показалось приветливое средиземноморское солнце, а на земле – здания Касабланки. Город, находившийся под французским протекторатом, избежал серьезных разрушений в ходе операции «Факел». Бои шли три дня, и французам этого хватило, чтобы сохранить лицо, а затем формально капитулировать. В то утро, когда прибыла команда Черчилля, пятиметровые волны носили разбитые десантные суда и перевернутые джипы вдоль пляжей. «Это просто чудо, что в таких условиях кто-то смог выбраться на берег живым», – подумал премьер-министр.

Два часа спустя Черчилль стоял у входа в отель «Анфа» в пригороде Касабланки среди пальм, бугенвилий и апельсиновых деревьев. В городе, известном старинной архитектурой, этот отель выглядел ярким маяком современности. Отель овальной формы с тремя этажами, напоминающими палубы, и мачтами на крыше был похож на круизный лайнер, севший на мель. Роскошный интерьер создавал впечатление, что в баре можно встретить Хамфри Богарта и Ингрид Бергман, а на заднем плане кто-то будет играть «As Time Goes By»[238]. Черчилль быстро привык к этой обстановке. Он завтракал, надев розовый халат, обедал в комбинезоне на молнии, а в перерывах между приемами пищи играл в баскскую пелоту и подолгу гулял по пляжу, останавливаясь, чтобы рассмотреть необычные ракушки и поговорить с молодыми американскими солдатами, охранявшими город.

Во время одной из прогулок Черчилль встретил американского моряка с гитарой и попросил его сыграть You Are My Sunshine. После полудня он сидел на солнышке и ждал гостей. В число гостей Рузвельта вскоре войдут изгнанные голландские и норвежские монархи; Черчилля же навещали чиновники режима Виши, бывшие министры иностранных дел Чехии, польские мэры и греческие епископы. По вечерам премьер обычно обсуждал стратегию со своими командирами, и заседания часто были довольно шумными. Когда офицер говорил или делал что-то, что не нравилось Черчиллю, тот кричал: «Ты растолстел на государственных харчах! Все, что тебе нужно, – это получить зарплату, съесть свой паек и лечь спать». Чарльз Уилсон, врач Черчилля, не любил эти эмоциональные всплески, но считал их необходимыми для сохранения психического и физического здоровья премьер-министра. «Когда он оставляет красный чемоданчик[239] и уезжает из Лондона, – отметил Уилсон в своем дневнике, – то чувствует свободу от забот. Дело не только в том, что он любит приключения; он чувствует… что иногда нужно оставить дела [на] неделю или даже на две. …Он хочет ненадолго избавиться от ощущения, что за день нужно сделать больше, чем возможно физически».

Высадка в рамках «Факела» поставила восклицательный знак в конце одного из самых успешных для союзников периодов войны. За предыдущие девяносто дней СССР победил в Сталинграде, Великобритания – в Эль-Аламейне, а Соединенные Штаты – на пляжах Алжира и Марокко. «Маятник судьбы», как называл это Черчилль, качнулся в сторону союзников. В январе 1943 года на конференции в Касабланке перед союзниками стоял вопрос, как лучше всего воспользоваться их победами, и, поскольку Сталин дважды отклонял приглашение принять участие в конференции, ссылаясь на боевые действия под Сталинградом, решение принимали британцы и американцы.

Пресса обеих стран подавала встречу в Касабланке как совместные усилия двух демократий по разработке стратегии победы над нацистской Германией. В целом так оно и было, но дело зашло не слишком далеко. У союзников часто возникали разные представления о том, как достичь общей цели, и в таких случаях обычно доминировал тот, кто лучше подготовился к спору. В данном случае это были англичане. Обладая богатейшим многовековым опытом международных отношений, они знали, как использовать свои козыри. Британцы прибыли в Касабланку в большом количестве, тщательно проинструктированные, с ударным отрядом технических экспертов, кораблем водоизмещением шесть тысяч тонн, переделанным в пункт связи, и с готовым планом. План был таков: избегать нападения на европейский материк, где немцы были сильнее всего, не ослабив их серией сражений на периферии – в Северной Африке, Италии, Греции и Восточном Средиземноморье.

Американские делегаты – генерал Маршалл, адмирал Кинг и генерал Арнольд – прибыли в Касабланку с небольшим сопровождением, скупыми инструкциями от Белого дома и без единого мнения по поводу американской стратегии. Маршалл оставался убежденным сторонником вторжения через Ла-Манш, но после высадки в Дьеппе высокопоставленные американские командиры опасались столкновения непроверенных молодых американцев с немецкими ветеранами. Более того, учитывая потребность в снабжении в условиях глобальной войны, к сентябрю 1943 года для штурма можно было подготовить не более 25 дивизий, но с учетом погодных условий только 6 из них могли высадиться для первоначального штурма побережья.