Победа ускользает - Кирилл Мошков

Конечно, он понимал умом, что уход с Телема был чистым везением. Он знал, что их должны были сбить, он знал, что приказ наверняка уже был отдан; им просто повезло, они на полминуты опередили имперскую ПВО, издерганную противоречивыми приказами той суматошной ночи. А может, кто-то в ПВО, понимая (в отличие от упертых и самонадеянных МИБовцев) неизбежность провозглашения независимости Телема, просто не стал брать лишний грех на душу в последний день. Точнее, предпоследний: о неизбежном подписании Большого Декрета было объявлено на следующий день, двадцать четвертого апреля, когда Пантократор прибыл на Телем и прямо с космодрома приехал не во дворец вице-президента (хотя именно вице-президент Шустер встречал его у трапа), а в штаб-квартиру Зайнемана.

Скорее всего, Пантократор не просто так изменил -- хотя бы внешне -- свое отношение к Телему вообще и Зайнеману в частности. Когда его крейсер выходил на орбиту Телема, уже было известно об ультиматуме Ямамото, о панике на Земле и о том, что Президент должен встретиться с отставным адмиралом. А Пантократор не был глуп. Тем более не были глупы его советники по взаимоотношениям с Конфедерацией, и в первую очередь -- фельдмаршал Штокхаузен, который вместе с Робертом XII был на борту крейсера "Вуббо Оккелс". Что-что, а разведка в Империи была на высоте, и Пантократор явно был в курсе как общеизвестных, так и скрытых подробностей "дела Совета Молнии". Видимо, перспектива близких решительных перемен в политическом устройстве второй сверхдержавы заставила Роберта проявить гибкость: и его советники, и сам он прекрасно понимали, что дружественный независимый Телем в меняющемся мире будет Империи куда нужнее нелояльного, сепаратистского, пусть номинально и подчиненного Телема.

Реми понимал также, что без знаний Легина и его доступа к секретным сведениям о системе защиты Земли, об орбитах спутников и диапазонах прочесывания эфира, о степени защищенности или открытости разных регионов Прародины Человечеств он бы сам по себе ни за что не сел, даже легально. То есть машину-то он посадил бы, как посадил бы ее на Акаи или любую другую ненаселенную планету; планетарное окружение Земли -- вот о чем он ничего не знал, а между тем даже столкновение с каким-нибудь низкоорбитальным спутником связи на траектории посадки могло бы стать роковым.

И все равно приятно было думать о себе как о бывалом космическом путешественнике, у которого есть теперь свои привычки и предпочтения. В частности, Реми не нравилось спать во время дрейфа корабля: неустойчивость гравикомпенсации в условиях отсутствия маршевой тяги неприятно давила на него, и внезапная флюктуация гравитации во сне пару раз вызывала у него отвратительное пробуждение от тошноты. Вот он и не спал: "Лось" дрейфовал в семидесяти миллионах километров от Космопорта Галактика, к Верхнему Северу по галактической карте, то есть в противоположной стороне от направления на Солнце.

По абсолютному времени было шесть утра двадцать шестого апреля. Подремав несколько часов, Реми лежал теперь без сна, но не открывал глаз: в каюте все равно было темно. Сколько предстояло дрейфовать -- они не знали, а потому Йон распорядился беречь энергию. Везде, где можно, отключали свет, а из восьми кают отопление и вентиляция были задействованы только в трех. Все равно так получилось, что только три каюты, несмотря на крохотные их размеры, и были сейчас населены: ведь на борту было только три пары -- Йон и Клю, Эвис и Дойт, Реми и Ирам.

Не открывая глаз, Реми заулыбался. Он был знаком с сероглазой сводной сестрой Йона всего двадцать дней, но ведь за то время, когда вся прежняя жизнь Реми кончилась и началась совсем другая (Реми отсчитывал это время от того утра, когда на Акаи сел Йон, а значит -- завтра будет уже ровно месяц), как будто целая жизнь уже успела пройти. Двадцать дней -- это много, очень много. А последние десять дней, когда Реми и Ирам были вместе безотлучно (если не считать вахт) -- это еще больше.

Реми услышал, как девушка вздохнула, и почувствовал, что она шевелится.

- Реми... Спишь? -- спросила она шепотом.

- Нет, -- тоже шепотом отозвался Реми.

- Сколько сейчас?

Реми открыл один глаз и глянул на красные цифры над бледно-зеленым свечением интерьерного контроллера.

- Шесть ноль девять.

Ирам медленно, в два приема набрала воздух в легкие и после длинной паузы быстро выдохнула: так у астлинов проявляется зевок. Это не значит, что у них иная физиология, просто открытый зевок считается неприличным.

- Не зажигай свет, -- сказала она наконец. -- Опять не спал?

- Подремал немного.

- Надо тебе снотворное принимать. Усталость рано или поздно свое возьмет, и ты отключишься прямо на вахте.

Реми кивнул, потом сообразил, что Ирам его не видит, и произнес вслух:

- Твоя правда.

Он взял Ирам за руку, и некоторое время они полежали молча, перебирая пальцы друг друга. Потом Ирам вдруг забеспокоилась и приподняла голову на подушке.

- Слышишь?

Считалось, что все помещения корабля полностью звукоизолированы, но на самом деле, если кто-то поднимался или спускался по одной из двух боковых или центральной лесенке от рубки к каютам или наоборот, в каютах это можно было услышать. Тем более, что каюта Реми прилегала к одной из боковых лесенок. Так вот сейчас переборки ощутимо вздрагивали: кто-то торопливо спускался в рубку. Время было неурочное: экипаж разошелся по каютам только в полночь по абсолютному.

Реми, не выпуская руку Ирам, сел на койке, отчего левую ногу ему пришлось опустить и поставить на палубу. Для двоих койка была все-таки узковата.

- Кто сейчас на вахте? -- спросил он -- риторически, потому что и сам прекрасно знал, что с шести утра до полудня была вахта Эвиса. -- Эвис зря будить никого не станет...

Тут села и Ирам. Возможно, у нее и не было такой сверхбыстрой реакции, как у Реми, но, как и большинство астлинов, она обладала очень тонким, почти экстрасенсорным чутьем -- сродни не психократии, а скорее развитой обратной связи между чувственным восприятием и эмоциональным состоянием.

- Что-то случилось, -- проговорила она и, выпустив руку Реми, легонько толкнула его. -- Оденься, посмотри, что происходит.

Реми уже прыгал на одной ноге по каюте, натягивая штаны. Ирам в темноте потянулась через койку к креслу, на котором была ее одежда. И тут ожил интерком. В каюте раздался голос Йона:

- Экипаж, прошу прощения, но вынужден объявить подъем. Важные новости. Прошу всех в рубку, контрольное время (Йон прыснул) три минуты. Извините за серьезный тон...

Было слышно, как Эвис говорит что-то вроде "А ты и не обязан извиняться, высокоученый писатель: это твое право как командира..." -- но тут интерком отключился.

Ирам натянула футболку и зажгла свет. Жмурясь, Реми сунул ноги в кроссовки -- те, что Йон купил ему в Космопорте -- и, застегивая ворот хелианской рубашки, спросил подругу:

- Успею я за контрольное время почистить зубы, как ты считаешь?