Украли солнце - Татьяна Успенская

— И тебя могли бы!

— Не могли б, — мотнул Владим головой. — Я бы убежал.

— Тебя пристрелили бы!

— Наум тоже освоил карате! — ехидный голос. — Эх вы, идеалисты. Как видите, ваши методы не всегда работают!

Магдалина кинулась было обратно к заветной дверце. И остановилась. Адриан наверняка ушёл.

И в этот момент раздался звонок.

— Кора сказала, Наума схватили. Представляю себе, в каком ты состоянии! Попробую отбить. Варианта два: не успели превратить в робота, заберу к Роберто, успели — помещу к Полю.

Но Веру не успокоили слова Адриана.

— Я не умею жить без него, мать, — плакала она. — И Наумчик не умеет без меня. Ты же знаешь, как он нас с Веней на руках носит, баюкает, какие слова перед сном говорит! Ты же знаешь, как он побеждает во мне страх. И что будет с Веней без него? Он без папы не засыпает.

— У тебя много работы. Вон скольких вы с Жорой поставили на ноги! И сколько от тебя сейчас зависит?! Поль с Марикой помогут ему, если он попадёт в цех. А если к Роберто, вообще нечего бояться. Жив же он!

Но уснуть в эту ночь Вера не смогла. Сидела на кровати раскосматившаяся, смотрела на дверь: вот сейчас Наум вернётся. Магдалина сидела рядом.

Прошёл ещё год.

Джулиан благодарно смотрел на слепящее солнце. Сегодня оно повенчало их со Степанидой, соединило в одно существо. Пахло разнотравьем, сухим ветром и Степанидой.

Солнце — в окнах его дома. Он не щурится, любит смотреть прямо и на главное солнце, и в маленькие солнца стёкол.

Мама ждёт его ужинать.

Они почти не говорят. О чём говорить? Он знает, что делает целый день она: не разгибаясь, пропалывает в поле сорняки или окучивает картошку или собирает свёклу. Она знает, что делает он: на своём разваливающемся драндулете возит людей утром в поле, вечером — с поля, забрасывает в кузов тяжёлые мешки с картошкой, морковью… доставляет их к складам.

Иногда мама просит почитать стихи.

Как-то он похвастался, что слова сами подскакивают друг к другу! А мама улыбнулась: «Ничего особенного, ты не хвались. Это как красивый голос… не твоё, в тебя Бог вложил, помни».

Поначалу он относился к стихам несерьёзно, но уже к концу школы с ним стало твориться что-то непонятное: захотелось читать их не только маме и дядьке. Неожиданно для себя однажды прочитал прямо на собрании. На другой вечер Григорий пригласил людей специально. «Не волнуйся, — сказал, — Жука не будет!» Люди слушали по-разному. И, если кто-то, когда он читал, в окно смотрел или семечки лузгал, он чуть не ревел от обиды. Мама умеет слушать — ловит каждое слово!

Он любит приходить домой. А сегодня войти в дом не спешит. Сегодня он должен сказать маме, что женится, несмотря на то, что ему всего восемнадцать и скоро идти служить. Он теперь мужчина. В нём вершится таинственная жизнь. А что, если мама будет против свадьбы? Степаниде-то ещё только семнадцать!

Солнце слепит. Джулиан входит в дом.

— Мама!

Печь не топлена. Мать сидит на лавке согнувшись. Руки — в толстых тёмных жилах, ногти в чёрных обводах.

— Что случилось? С Любом?! — путается он.

Любим уехал в столицу год назад на заработки, и жизнь забуксовала: разладились водонапорная башня и отопительная система, поломались хитроумные машинки. И книги пропали из дома. Ночи стали длинные, и дни — длинные, лужи теперь никогда не просыхают, а работа давит на плечи непомерным грузом. Стихи получаются холодные. Брат увёз с собой часть его души, питавшую их. А ему осталось прислушиваться — не зазвучит ли голос брата, да оглядываться — не возникнет ли среди колосьев он, великан из сказки, спасающий от всех бед?!

Наверное, ещё и потому кинулся очертя голову связать себя со Степью — по Любиму тоска заела.

— Что-нибудь с Любом, мама? Не молчи! — вскричал он.

Заходящее солнце освещает гладкую мамину голову с косами, скрученными на затылке.

— На этот раз забрали всё, — говорит, наконец, мама. — Больше не могу.

— Слава богу, не с Любом! — Он погладил мать по голове, как делала это Мага.

К тому, что часть их урожая громадные фургоны увозят неизвестно куда, они привыкли, но у них всегда что-то оставалось — как же иначе жить?!

— Почему всё?

— Приказ свыше: оставить только на семена. Гиша не смог отстоять. Испытание духа трудностями, — сказала равнодушно. — Теперь одна надежда — на огород. А когда было заниматься им? Зарос! Не знаю, задохнулась картошка или что-то соберём?!

— Сегодня же воскресенье! Почему сегодня?

— Для них нет воскресенья! Это ты, Джуля, успел с раннего утра удрать, а нас заставили работать!

Ему не нравится собственное имя. Раздражает. Каждый раз вздрагивает. На его настырные вопросы, кто и зачем дал им с братом такие странные имена, мама не отвечает, лишь вздыхает.

Солнце заливает дом. В его ярком свете мамино лицо — землистое.

— Деньги пока у нас есть — спасибо Любу, присылает, но где и что куплю? Прилавки пусты. Даже мыла нет. Муки на месяц, не больше, картошки — недели на две. И то, что выкопаем в огороде. А скоро зима!

Мама никогда не жалуется. Всегда дома были хлеб, молоко, картошка. Он ощутил сосущий голод.

— Мам, не волнуйся. Я есть вовсе не хочу. Как-нибудь перебьёмся. Что нам с тобой надо? По паре картошек, и хорошо. Пойду пройдусь, не возражаешь?

— Деликатный ты мой, спасибо. Иди, конечно, погуляй.

Их дом — крайний в селе, дальше — степь. Солнце закатилось. Подсохшие цветы, кусты, небольшие деревца — на фоне снопа прощальных лучей.

Вот тебе и женился! Попробуй брякни такое матери! Степанида сейчас — вместе с солнцем — закатывается за горизонт.

Сначала приходили от Люба письма: о сложной и ответственной работе в главном Учреждении страны. Но, в основном, состояли из вопросов: как здоровье, настроение, дела в селе, что прочитал, чем занимался. Просил отвечать подробно. Письма как письма. А последнее — особое: не по почте пришло, передал водитель фургона, возивший в город мясо. После приветствия и вопросов о здоровье написано: «Я здесь узнал замечательных людей. Они сильно рискуют. На многое открыли мне глаза. Например, говорят: чуть не тридцать миллионов людей погибло из-за доносчиков. Жизнь здесь сложна: нет солнца, холодно. Очень скучаю о тебе, но к себе не зову. И возвратиться домой не могу. Маму обереги от этой информации, чтобы не беспокоилась».

Сумерки быстро перешли в ночь. Только что видел каждый отточенный лепесток цветка, и вдруг слепота. Лишь слух подтверждает: он не растворился во тьме, слышит же голоса кузнечиков, цикад, вершится вокруг живая жизнь.