Чудесный день в аду - Игорь Срибный

– Сделаем, Седой! – ответил летчик, хлопая его по плечу. – Ты-то сам чего кривишься?

– Да, блин, контузию поймал опять! Голова раскалывается.

– У меня есть промедол; может, ширнуть тебе?

– А списывать как будешь?

– На тебя и спишу. Я ж не себе его ширять буду!

– Ширни, братишка, а то уж совсем невмоготу.

Летчик лихо, на одних руках забросил свое тело в салон и через минуту спрыгнул с тюбиком в руке.

– Сам сделаешь или помочь? – спросил он Седого. Тот лишь молча забрал у него шприц и сразу всадил его себе в бедро…

Разведчики заканчивали погрузку, забрасывая в салон тощие РД и оружие. Когда крайним шагнул на борт Кефир, Седой крикнул группе прикрытия:

– Кум, отходи! Филин, прикрываешь! – и шагнул на трап.

* * *

В этот день Саид потерял двоих братьев. Первым погиб младший, Ризван – растяжка взорвалась в двух метрах от него, буквально разорвав его тело в клочья. Во второй атаке погиб старший брат Саламбек: снайпер попал ему в переносицу. Упав на колени у тела старшего брата, Саид завыл волком, потому что он оставался последним в семье и ему предстояла тяжелая участь – сообщить престарелым родителям о смерти сразу двоих сыновей. Но безжалостный амир Абу-аль-Дауд, который приехал в Чечню зарабатывать доллары и которому было наплевать на потери моджахедов-чеченцев, рывком поднял его на ноги своей железной рукой и прохрипел: «Иды воевай, сука!»

В последней атаке пуля русского попала Саиду в ногу, прострелив насквозь мягкие ткани голени. Он свалился как подкошенный и остался недвижно лежать, когда остальные моджахеды начали отход. Никто не обратил внимания на него, посчитав мертвым.

Он слышал шум вертолетных винтов и начал потихоньку подбираться к брустверу. Когда он достиг бруствера и осторожно выглянул из-за верхнего бревна, увидел лишь одного русского, который отходил, пятясь, к вертолету, не спуская глаз с леса.

Саид вскочил на ноги, стреляя в русского одной длинной очередью, забыв в угаре мести о том, что при такой стрельбе только одна пуля может попасть в цель, а остальные уйдут вправо и вверх…

Он увидел, как дернулся пулемет в руках русского, и тело Саида словно пушинку отбросило назад – на склон. Саид сползал по уклону на спине, пока его тело не уткнулось в дерево. Там он и остался умирать, истекая кровью…

* * *

Филин был уже у «вертушки», когда у бруствера неожиданно возник «дух», паля из автомата. Выучка разведчика оказалась более высокой – он стрелял прицельно, видя, как пули пробивают грудь боевика. Тело врага отбросило назад, и тот исчез из поля зрения.

Филин шагнул к трапу и вдруг упал на колени, выронив пулемет и ткнувшись головой в землю.

Из вертушки выпрыгнул Кум и, взвалив тело Филина на плечо, в два прыжка поднялся на борт.

Технарь убрал трап, и «вертушка» начала набирать высоту. Тут же по днищу гулко застучали пули боевиков, не причиняя, впрочем, никакого вреда бронированной машине.

Седой стащил пропотевшую разгрузку с плеч Филина и увидел край пули, пробившей грудную мышцу и застрявшей в ребрах. Удивленный, он развернул разгрузку и все понял: пуля «АКМС», разбив вдребезги рацию, от которой остался только пробитый зажим, пробила насквозь снаряженный магазин в разгрузке и, потеряв силу, застряла в теле. Но ситуация была почти та же, что и у Макосея: кровь, даже через пробку, образованную пулей, ручьем текла из раны.

– Кто-нибудь, возьмите у летчиков аптечку! – крикнул Седой, не поднимая головы.

Несмотря на рев двигателей, из-за которых в салоне вообще не было ничего слышно, его услышали, и через минуту Кум протянул ему санитарную сумку.

Седой плеснул на рану перекиси водорода и, разорвав ИПП, наложил салфетку с бинтом на грудь Филина. В трясущейся кабине он не решился извлекать пулю, опасаясь, что это вызовет еще более сильное кровотечение. Вскрыв упаковку с промедолом, он провернул наконечник иглы, пробивая мембрану, и ввел обезболивающее в бедро разведчика.

И только после этого тяжело упал на решетчатое металлическое сиденье, чувствуя, что сил у него не осталось вообще. В душе опять возникло странное ощущение пустоты и мрака. Седой низко опустил голову на грудь и закрыл глаза. Наверно, он свалился в глубокий обморок, потому что очнулся только тогда, когда услышал тишину – звонкую и яркую, до боли в ушах. Он поднял тяжелую, словно свинцом налитую голову и увидел своих пацанов, бережно снимающих с трапа Макосея. Тела Суслика на полу салона уже не было…

В проходе пилотской кабины стоял знакомый летчик, имени которого Седой так и не вспомнил, и с состраданием смотрел на разведчика. Он не первый раз выдергивал группу из объятий смерти и знал, насколько выматывает физически и морально командира группы невероятно тяжелый груз ответственности за жизни пацанов.

Седой благодарно кивнул ему и тяжело поднялся с сиденья. От изнеможения его шатнуло и бросило на борт «вертушки». Летчик дернулся было помочь ему, но Седой предостерегающе поднял руку…

«Господи! – подумал он. – Неужели все кончилось? Еще один день в аду…» И осенил грудь широким крестом.

На взлетке царила обычная в таких случаях суета: к «вертушкам» бросились технари, осматривая побитые пулями плоскости, потянулись топливозаправщики. В десятке метров от взлетки стояли три санитарных машины, куда разведчики уже несли раненых. Поодаль стоял, тарахтя изношенными движками, их родной, запыленный по самую башню БТР без бортовых номеров и опознавательных знаков.

Пахло керосином, расплавленным асфальтом, пылью, выхлопными газами работающих двигателей. Седой с удовольствием втянул в ноздри эти запахи: такие мирные, до боли родные…

Как всегда, никто ни из разведотдела группировки, ни из комендатуры, где они базировались, разведчиков не встречал: у всех были свои неотложные дела. Разведчики, загрузив раненых, двинулись к БТРу, и Седой заметил в их рядах и Батона.

– Эй, Батон!

Разведчик сделал вид, что не услышал его, и продолжал идти к БТРу.

– Батон! Ты куда это направился? – крикнул он громче, нагоняя группу.

– Как куда? Домой! – ответил Батон, обернувшись и делая удивленное лицо.

– Ну-ка, блин, быстро в «санитарку»! Пока тебя в госпитале не посмотрят, никаких «домой»!

– Да все нормально, командир! – крикнул издали Батон, уже забросивший свои солдатские пожитки на броню.

– Ну-ну! Я же сказал: у тебя плохое ранение! Быстро пошел в «санитарку»!! Барахло свое оставь на броне, отвезем.

Рядом нерешительно мялся капитан Мухин.

– Ну что, Виталий, попрощаемся? Как говорится, «до новых встреч»?

Мухин хотел что-то сказать, но тут рядом с ними, резко завизжав тормозами, остановился армейский «УАЗ», из которого выпрыгнул полковник в полной летной форме: синих брюках, голубой рубашке с погонами и даже, несмотря на жару, в огромной форменной фуражке, напоминающей размерами небольшой аэродром.