Вечеринка в турецких банях - Ирина Хрусталева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично, он один лежит, вторая койка пустая, – сообщила она Анне и смело вошла.
Анна последовала за ней.
– Ну, здравствуйте, Константин Николаевич! – громко произнесла Марина. – Как ваше здоровье? Пошли на поправку?
Мужчина с прищуром посмотрел на нежданных гостей, потом, не веря своим глазам, зашарил рукой по тумбочке, пытаясь найти очки.
– Они у вас на лбу сидят, – с усмешкой подсказала Марго. – Не ждали гостей, Константин Николаевич?
– Вы пришли меня добить?! Сразу не получилось, так вы сюда явились? – пролепетал электрик. – Сделаете мне смертельный укол, да? Нет свидетеля, нет дела, так?
– Вы поклонник детективного чтива? – засмеялась Марина, кивнув на тумбочку, где лежала книга с романом Агаты Кристи. – Я тоже люблю детективы, но не путаю вымысел с реальностью.
– Мы вам фрукты принесли, соки, воду минеральную, баночка икорочки, – сказала Анна, выкладывая подарки из пакета на тумбочку. – Поправляйтесь!
– Ага, а в соке у вас что для меня припасено? – дрожащим голосом спросил больной. – Небось цианистый калий?
– Стрихнин! – проворчала Марго. – Успокойтесь, ради бога, если бы я и захотела вам что-то подсыпать, так только слабительное, чтобы аж до мозгов продрало!
– Зачем же вы, Константин Николаевич, бандитками нас назвали, да еще и показания в милиции против нас дали? – с укором спросила его Анна. – Разве мы вам сделали что-нибудь плохое? Мы не грубили, не ругались с вами, просто попросили, чтобы вы нам дали уйти, и все.
– А вы считаете, что проломить человеку голову – это хорошо?! – взвился электрик.
– А с чего вы взяли, что это мы вам голову проломили? – спросила Марина. – Мы же были у вас на глазах, а ударил третий.
– А я что сказал? Я милиционеру так и сказал: там был кто-то третий! Я и сообщил, что тут целая банда орудует, а потом мои слова еще два мужика подтвердили.
– Эн, мне кажется, не стоит доказывать ему, кто прав, а кто виноват, – обреченно вздохнула Марина. – Выйдет из больницы, и следователь ему все расскажет. Вам же, уважаемый Константин Николаевич, я дам очень хороший совет, кстати, бесплатный: прежде чем отрезать, сто раз отмерь! Прежде чем обвинить кого-то, убедись, что ты прав.
– А вот и я, – послышался чей-то радостный голос, и в дверном проеме, полностью загородив его, возникла необъятная женская фигура. – Здравствуйте, – растерянно улыбнулась посетительница, глядя на гору фруктов и пакетов с соками на тумбочке больного. – Костенька, это кто?
– А это его дочка внебрачная со своей матерью, – раздался голос из-за спины женщины, и над ее плечом показались хитрые глаза уборщицы. – Аль не признала родственников?
– Какая дочь?! Какая мать?! – икнула та. – Что происходит, Константин?
– Машенька, не слушай эту полоумную, она не в себе! – залепетал тот. – Что-то перепутала…
– Ничего я не перепутала! – гаркнула уборщица. – Сам небось полоумный теперь, после того как тебе по черепушке дали. Я сама слышала, как эти дамочки с доктором разговаривали. Молодая сказала, что она Игнатову дочкой внебрачной приходится, а та, что постарше, – мать ее.
– Ох, господи! – простонала супруга электрика и, хватая ртом воздух, без сил плюхнулась на свободную кровать, жалобно заскрипевшую от такой непомерной тяжести.
– Да-да, я все слышала, своими собственными ушами! – продолжала вредничать уборщица. – Они еще спрашивали, как их папочка себя чувствует, говорили, мол, уезжают сегодня и очень хотят попрощаться. Мол, вдруг больше и свидеться не придется? А дочка аж прослезилась, так ей стало жалко папашку своего!
– Марго, похоже, мы должны как-то разрулить эту бредовую ситуацию, – зашептала Анна на ухо девушке. – Ты посмотри, как этот электрик побледнел – вдруг умрет, а мы окажемся виноватыми.
– Такие, как он, не умирают. – Марго усмехнулась и пошла вразнос: – Ну ладно, папулечка, мы с мамой уходим, нам в аэропорт пора, я тебе позвоню, как только прилетим на место, – прочирикала она и, сияя наглой улыбкой, подлетела к несчастному мужику и расцеловала его в небритые щеки. – Поправляйся, дорогой, не скучай, я тебя люблю!
После этого финта Марго схватила Анну за руку и вихрем вылетела из палаты, оставив больного и его жену с раскрытыми ртами – под угрозой назревающего семейного урагана.
– Маргоша, зачем ты это сделала? Это нехорошо, – упрекнула ее Анна. – Ведь их семейное счастье теперь под угрозой. Как ты могла?
– А как он мог так оклеветать нас? Семейное счастье, говоришь? А наши с тобой судьбы – не в счет? Нас искала милиция, о нас запрашивали Интерпол, нас могли обвинить черт знает в чем, и все по его милости! Пусть побудет в нашей шкуре, узнает, как на людей клеветать! А этот семейный скандал ему только на пользу пойдет.
– Но его жена может пожелать развода, – сказала Анна.
– Не переживай. Выйдет он из больницы, придет со своей супругой к следователю, и тот все им объяснит. Никитину позвони, расскажи ему обо всем, что произошло, пусть он своего друга Дронова проинформирует. Да не парься ты, – засмеялась Марина. – За все в этой жизни нужно платить, а за необоснованную клевету – в тройном размере!
* * *
– Ох, девчонки, до сих пор не могу в себя прийти от шока, – вздохнула Вероника. – Так все это неприятно, просто кошмар!
– Да уж, что тут приятного: узнать вдруг, что мамаша няни твоего ребенка – жадная, завистливая стерва, готовая ради денег пойти на преступление, – проворчала Юля. – Удавила бы своими собственными руками, если бы мне позволили! Наталья-то наверняка ушла от вас?
– Конечно, ушла, – нахмурилась Ника. – Как она могла остаться после всего этого? Представляю, как ей тяжело. Это ужасно, когда вдруг узнаешь, что твоя мать – преступница. Наташа – хорошая девушка, и мне, если честно, искренне жаль ее.
– А мне совсем не жаль, и скатертью ей дорожка, – фыркнула Юля. – Яблоко от вишенки недалеко падает, так что еще неизвестно, какой фортель она сама могла бы выкинуть в твоем доме.
– Дети за родителей не в ответе, – возразила Вероника. – Наташа ведь не послушалась свою мать, когда та учила ее – надо, мол, отбить у меня мужа и занять мое место. Даже намекала, что неплохо вообще от меня избавиться. Если, мол, меня не станет, Ромка обязательно женится на Наташе, потому что Кристя привыкла к своей няне, полюбила ее… В общем, ты понимаешь?
– Она тебе сама это рассказала?!
– Нет, следователь, а ему, не поверишь, – сама Лидия Васильевна. Говорит: «Моя дочь – дура непроходимая, перед носом такой мужик, а она теряется! Я бы на ее месте давно его в постель затащила, а от жены избавилась! Говорила ей, учила уму-разуму, а она уперлась, как баран – на чужом несчастье, мол, счастья не построишь! Кто это придумал-то? Вон умные-то девки, клювом не щелкают, не теряются, им жена и дети – не помеха, а моя ни рыба ни мясо, вся в отца, рохля. Хоть бы о матери подумала! Сколько я могу за эти копейки горбатиться? Для чего я ее растила, кормила, одевала, обувала? Да для того, чтобы на старости лет не думать о хлебе насущном. Я свою жизнь из-за нее не стала устраивать, пожертвовала своим женским счастьем, а она… Раз сама ничего не может, значит, мужа выгодного надо искать! А тут и искать не требовалось, вот он, готовенький и богатый! Нет, не захотела мать слушать!»