Записки учительницы - Татьяна Мирная

– Жэ пэ есть? – перебила ее подруга.

– Жэ пэ есть, квартира в городе, – успокоила ее Валя и продолжила: – Вес – 89.

– Сколько? – удивилась подруга. – Толстый. Не нужен такой. Читай дальше.

– Мужчина, 28 лет, – начала Валя.

– Дальше не читай! Это молодой дурак, он нам не нужен, – хохоча, скомандовала женщина.

– Мужчина, 57 лет, жэ пэ есть, из вредных привычек только сигареты, дети живут отдельно. Ищет спутницу жизни.

– Этот мне подойдет! – сказала подруга Вале.

– И мне подойдет, – сделала заключение Валя.

– Так будем звонить?

– Будем!

И они расхохотались.

Все, кто сидел в коридоре, с улыбкой смотрели на женщин. Очередь уже никого не злила, у всех поднялось настроение и казалось, что врач принимает очень быстро.

Сегодня за обедом у меня с внуками опять шла беседа, но уже не на политическую тему, а на тему китайского календаря.

– Бабуль, а моя мама в какой год по китайскому календарю родилась? – задал вопрос Святослав.

– В год Петуха, – ответила я.

– Мы с Линой тоже в год Петуха родились, мне мама говорила, – просветил меня внук.

– А моя мама в год Обезьяны родилась, – похвасталась Лина и тут же спросила меня, в какой год родился папа.

– В год Козла, – смеясь, сказала я.

И тут Святослав выдал:

– Как такое может быть, бабушка? Козел и Обезьяна родили Петуха? Только вот у меня правильно: моя мама Курица родила меня, Петуха.

Мне кажется, если бы китайцы задумались над своим календарем и строго по нему рожали детей, то их было бы гораздо меньше, чем сейчас.

Как вам китайский календарь, друзья?

Приехала на выходные внучка. Мы вместе пообедали. А после обеда она мне говорит:

– Бабуля, а ты знаешь, что люди, у которых есть пары, живут дольше, чем те, у кого пары нет.

– С чего ты взяла? – спросила я ее.

– А я по телевизору передачу смотрела, и там рассказывали о долгожителях и о том, что они прожили так долго потому, что жили парами.

– Это как парами? – притворилась я.

– Ну, муж и жена, как мама с папой, как вы с дедушкой. Жаль, что у тети Алены пары нет, – горестно сказала малышка.

– Не переживай. Тетя Алена обязательно свою пару найдет, – успокоила я внучку.

А сама задумалась: «Действительно, есть ли такая статистика? Кого среди долгожителей больше: одиноких или семейных людей?»

У него было странное имя – Кусай. Сначала я думала, что это прозвище, но однажды, покупая на маленьком сельском базарчике большую ароматную айву, я услышала, как он, грозя кому-то невидимому пальцем, обидчиво говорил: «Раз Кусай не начальник, то его можно обижать, да? Кусай все стерпит, Кусай молчать будет». И его маленькое сморщенное лицо от горечи и обиды стало еще меньше, он вытер грязным кулаком слезу, набежавшую, может быть, от ветра, который в нашей степи дул круглый год, и через мгновение, улыбаясь, рассказывал бабе Ганушке:

– А я говорю Николаю Ивановичу: давай меняться жинками, твоя Галя и моя Галя, моя чай калмыцкий варить может, а твоя нет, а ты же любишь калмык-чай. А он смеется, сказал, что подумает. Я вот тебя хочу спросить, Ганушка, как ты думаешь, поменяется Казак со мной жинкой или нет? – хитро прищурив один глаз, спрашивал Кусай.

Казаком у нас в селе звали директора совхоза, может быть, за его взрывной характер, за то, что любил рубить сплеча, был горяч, но справедлив. Любил шутку, с ним запросто мог общаться такой никчемный мужик, как Кусай. Но если дело требовало дисциплины, тут Казак был крут, его уважали и побаивались в селе. Жена его, Галина Александровна, была сельским врачом, доброй, внимательной, мягкой – настоящий профессионал. До обеда она принимала больных в амбулатории, а после обеда и до позднего вечера посещала на дому. Машины в амбулатории не было, и Галина Александровна в любую погоду с неизменным чемоданчиком в руках спешила на помощь к односельчанам. Вот так однажды она попала в дом Кусая, когда заболела его жена Гульнара. Мужику так понравилась обходительность доктора, что он тут же перекрестил свою суженую Галиной Александровной и даже предложил Казаку обмен. Долго в селе смеялись над предложением Кусая, но это был беззлобный, веселый смех.

Кусая у нас любили за незлобивый характер, за юмор, за душевную простоту. Был он одним из самых бедных мужиков в селе, работал от случая к случаю, чаще болтался по улицам, вступая в разговоры то с одним, то с другим. Ходил и летом, и зимой в фуфайке и шапке-ушанке, только летом фуфайка его была распахнута, а зимой застегнута на все пуговицы и подтянута солдатским ремешком, а шапка летом была с заломленными обоими ушами, а зимой было открыто только левое ухо, так как на правое ухо Кусай был глух. На ногах его были не поддающиеся износу кирзовые сапоги и простые, давно потерявшие свой первоначальный цвет брюки, подвязанные бечевкой. Кусай был легок на подъем, и уже ранним утром можно было встретиться с ним, услышать его громкое приветствие и перекинуться парой веселых фраз, которые, записывай их кто-нибудь, могли бы запросто стать афоризмами.

– Привет, Кусай. Как дела? – обычно спрашивал мой отец. Они вместе с ним некоторое время работали на стрижке овец, папа – наладчиком стригальных машинок, а Кусай подавал овец стригалям.

– Как у той овцы, которой полбока оттяпали, а она думает: «Хорошо, что голова цела».

Жили они с женой в небольшом низеньком саманном домике, который был целый день распахнут для знакомых и незнакомых людей. Жена его варила калмыцкий чай и целый день распивала его с подругами и соседями. Кто никогда не пил этот полезнейший напиток, много потерял. Готовился чай по особому рецепту с добавлением молока, сливок, даже сливочного масла, соли, горького перца, обладал необыкновенным ароматом, насыщал человека не меньше, чем русский борщ. У Кусая в доме было шаром покати, но ни он, ни его жена по этому поводу совершенно не переживали. Из того, что у нас в селе считалось богатством в то время, у них была только корова белой масти, с огромными блестящими черными глазами и с выменем, как цибарка, по словам завистников. Корову Кусай любил, добывал сено, выпрашивая трактористов тайком забросить ему на двор пяток тюков, пас по очереди с соседями и даже, бывало, разговаривал с ней.

– Ты хорошая корова, я тебя никому не отдам, теленка отдам, а тебя нет. Ты прости, что я теленка продам, Галина Александровна болеет, надо лекарство купить, а денег нет. Я теленка продам – куплю лекарство. Спасибо тебе за молоко, мы чай варим, вот и сыты.