Бойтесь данайцев, дары приносящих - Анна и Сергей Литвиновы

С работы Лера немедленно позвонила по связному телефону, который оставил ей полковник. Переспросила: «Алло, это гастроном?» – кодовое слово «гастроном» означало высочайшую степень срочности и важности. «Нет-нет, – ответили ей, – вы ошиблись».

– Простите, это И‑шестнадцать-десять-четыре?

– Нет-нет.

Названный ею номер тоже имел значение: «И» – означало, что встреча состоится на все той же конспиративной квартире. Шестнадцать-десять – сегодняшнее число: шестнадцатое, десятого месяца – октября, а четыре – четыре часа дня. Через полтора часа. И ей плевать, успеет ли туда Пнин. Должен успеть.

* * *

Он успел. Сидел себе вальяжно, когда она пришла, за обеденным столом, читал «Правду». Увидев ее, потянулся. Всячески демонстрировал безмятежность. Сказал:

– Погодка хорошая – а пойдем-ка мы с тобой погуляем? – Кто его знает, как догадался Пнин, что их беседа совсем не предназначается для посторонних и даже дружественных ушей, и хоть уверял, что никакой прослушки на квартире не организовано, но – вдруг?

Конспиративная квартира находилась в большом доме, неподалеку от Таганки, на берегу Москва-реки. Они вдвоем спустились на лифте, перешли улицу и по набережной неспешно зашагали в сторону центра. Ни дать ни взять парочка, пытающаяся урвать кусочек недозволенного счастья в рабочее время. А что? Он солидный, прекрасно одетый, в возрасте под сорок, а может, слегка за сорок. И она – молодая, но, видать, институт окончила, не слишком красивая, рослая, как кобылица, и лицом на лошадку слегка смахивает – сразу видно, карьеру через постельку делает. Впрочем, никто парочкой особо не интересовался – разве что матросня на проплывающей барже или шоферня на редко проезжающих по набережной грузовиках и такси.

Кудимова подробнейшим образом доложила полковнику о сегодняшней встрече. Некоторые моменты разговора повторила по его просьбе дважды, добиваясь как можно более точных формулировок. После того как она закончила, Пнин хмыкнул:

– Ишь ты, как всполошились штатники!

– А что, есть от чего? – серьезно и тихо спросила она.

– Ох, боюсь, что есть, Валерия Федоровна. Боюсь, что есть.

– И мы с Америкой сейчас, правда, сошлись – как два ковбоя с кольтами на пустынной улице?

– Хуже, Лерочка. Боюсь, что хуже. Я бы сказал: мы как два барана на узком мостике. Начнем бодаться – оба в пропасть полетим. И три четверти человечества рухнет туда с нами в придачу. Сейчас большая смелость нужна и большой разум: не бросаться друг на друга, а тихо-спокойно дать понемногу задний ход. Только я боюсь, только между нами, что у нашего Никиты Сергеича этого разума и смелости, чтобы сдать назад, может не хватить.

– И что же делать? – растерянно спросила Лера.

Полковник хмыкнул: «Заворачиваться в простыню и ползти на кладбище!» Ее лицо дрогнуло. Пнин ободряюще похлопал Кудимову по плечу: «Да пошутил я, пошутил! Выход всегда есть – а потом, глядишь, может, мы с тобой его как раз и нащупаем, а? Значит, говоришь, они Хруща нашего, кукурузника, мастером блефа считают? Что ж, правильно, поди, считают». Потом Александр Федосеевич увел разговор в сторону, спрашивал о здоровье маменьки, о том, как служба идет у папаши и Вилена. Исподволь, похоже, думал, прикидывал варианты. Насвистывал. А когда они, свернув с набережной, по проулкам в гору дошли до Верхней Радищевской, полковник наконец высказался. Звучал его спич непреклонно, будто он приказ отдавал – да ведь так оно, наверное, и было.

– В самое ближайшее время ты должна устроить встречу со своими друзьями. Можешь сделать так, чтобы и Вилен присутствовал, можешь одна. Как удобней, так и действуй. Прежде всего я имею в виду Иноземцевых, Владислава и Галину. Их присутствие обязательно. Но можешь и других своих друзей, с ракетной техникой связанных, пригласить. Что там Флоринский, к примеру?

Она даже не удивилась осведомленности Пнина, который, оказывается, знал, что она была знакома с Флоринским. Проговорила:

– Он погиб два года тому назад.

– Ах, да. А Рыжов Радий? Он ведь болтун, кажется?

– Он далеко, на Камчатке служит.

– Жаль, жаль. Ну, придумай еще кого-нибудь, не зря ведь в МАИ училась.

– Хорошо – я приглашу. И что? Расспрашивать у них, сколько в СССР межконтинентальных ракет?

– Тш! Тш! И слов таких не произноси! Ради бога – не надо их ни о чем расспрашивать! Просто – посидите, выпьете, в фанты поиграете, в бутылочку. Потанцуете – даже рок-н‑ролл можно.

– И – что?

– И разойдетесь по домам спать.

– А дальше?

– А дальше: утро вечера мудренее.

И тут полковник заторопился, тем паче они почти дошли до станции «Таганская-кольцевая» (а радиальных тогда и не было). По-хулигански, однако незаметно шлепнул Леру пониже спины, шепнул «До связи» – и исчез в эскалаторном подземелье.

* * *

Кудимовой потребовалось настоящие чудеса словесной эквилибристики демонстрировать. Подлинные подвиги дипломатии, чтобы залучить-таки к себе Иноземцевых, да еще в полном составе, Владика и Галину вместе. Она давно смекнула, что ее друзья – люди порядочные и совестливые, и поэтому решила проэксплуатировать товарищеский долг, к отдаче которого, что ни говори, большинство советских граждан было предрасположено.

Лера позвонила Владиславу – у того, чудо из чудес в тогдашней Москве, в съемной квартире на Лосинке имелся домашний телефон. Попросила: приезжай, пожалуйста, в субботу вечером, после работы, надо помочь с мамой, по лестнице ее спустить, на дачу перевезти, там на второй этаж поднять. Тот, как узнал, что требуется его подмога, – сразу встрепенулся, как боевой конь, согласился. Только Кудимова попросила еще: «И ты обязательно, обязательно Галю с собой захвати. Ее моя мамочка особенно любит, без нее и не поедет никуда», – вранье, конечно, чистой воды, но чего не сделаешь, выполняя приказ.

– Да Галя так занята, – попытался отбояриться Иноземцев, – может, она и увольнительную не получит.

– А ты ей скажи от моего имени: мол, Лера говорит, что у тебя перед ней (передо мной то есть) должок имеется. Вот пусть приедет и отработает. Прямо так и скажи.

– А какой должок-то? – спросил не посвященный ни во что Владислав.

– Она знает, какой. Ты только ей от моего имени напомни.

Оставалось лишь бедненькую мамочку представить несколько более тяжелой больной, чем она есть на самом деле. Но для этого требовалось пошептаться предварительно с Виленом и папашей. Впрочем, с обоими своими главными мужчинами она договориться всегда сумеет.

Вот и получилось: в ближайшую субботу, вечером, четверо молодых людей перевозили «истосковавшуюся по воздуху» Ариадну Степановну в Барвиху. Там затащили ее на второй этаж дачи, выпили по рюмке, дождались, когда прибудет Федор Кузьмич, и отбыли на виленовском «Москвиче» назад, на Кутузовский. А уж из квартиры Лера никуда гостей не отпустила. Пили водку, чачу и сухое грузинское; слушали, сквозь вой глушилок, радио «Свобода» в папашином кабинете; судачили, будет ли война.