Рокот - Анна Кондакова

– Вы виделись с сыном после этого? – спросила Марьяна.

– Виделась. Я приезжала к нему не один раз на ферму, которой он владеет, но он так и не принял меня. Он общался только с моей мамой. Она ездила к нему на электричке, часто ездила, каждую неделю. Вплоть до самой смерти. Знаете, моя мама очень любила Костю, даже когда тяжело заболела, все равно ездила к нему. У нее был Паркинсон. Бедная моя мама… она страдала. Тремор конечностей, дрожание головы, мышечная слабость, кукольная походка, сильная сутулость… Паркинсон не щадит никого. – Взгляд Ольги Стефановны вдруг просветлел, и она добавила: – Тряска отпускала ее тело только в определенные моменты. Когда она рисовала. Она брала карандаш и вдруг преображалась, ее кожа молодела, появлялась улыбка, а это нещадное дрожание тела… оно исчезало, представляете? И в эти минуты она рисовала шедевры.

Роберт потупился. На него навалилась грусть, а еще жалость к несчастной Ольге Стефановне, но он решил, что пора бы повернуть рассказ женщины в нужное русло, ведь время, потраченное на пустые разговоры, им никто не вернет. И Гул смерти никто не перенесет на завтра.

– Так что насчет Кости?

– Костя? – Ольга Стефановна перевела взгляд с Марьяны на Роберта, и на секунду, всего лишь на долю мгновения, ему показалось, что он увидел в глазах женщины недоумение, будто она забыла, кто такой Костя и что за гости сидят за столом на ее кухне. – Ах, Костя… После смерти мамы я больше ничего не слышала о жизни Кости. Но могу вам сказать, что если он не помнит собственную семью, то вряд ли вспомнит девочку, которую вы ищете.

Женщина взяла со стола фотографию сына, машинально перевернула и на обратной стороне разглядела знак, нарисованный Стасом, – круг с точкой в центре.

– Этот знак… я уже видела его, – сказала она, вскидывая брови. – На кулоне своей матери. С молодости моя мать увлекалась всеми этими эзотерическими суевериями, изучала древние символы и их значение. И Костю пыталась заинтересовать своим увлечением, но, кажется, ему было все равно. Он не проявлял к этому интереса.

Марьяна прищурилась, в ее глазах вспыхнуло любопытство.

– А вы не покажете фотографии своей матери? Или ее дневники, или старые записи? Знаете, все может иметь значение.

Ольга Стефановна кивнула.

– Ее альбомы с рисунками. Они остались. – Женщина покосилась на коридор. – И еще ловушки. Она сама их делала.

– Ловушки?

– Сейчас… сейчас… – Ольга Стефановна поднялась и уже собралась покинуть кухню, но Роберт остановил ее.

– Значит, ваш сын ничего не помнит? – Внутри его снова сжалась невидимая пружина.

Он знал, что это за пружина.

Она появлялась от тревоги и гнева. Сначала это была реакция на серьезный стресс и неожиданные удары судьбы, потом пружину вызывали обычные бытовые проблемы, ну а после она возникала уже по любому поводу, все чаще и чаще. Толкнули в автобусе – пружина; споткнулся о камень – пружина; напечатал слово с ошибкой – пружина.

Сейчас пружина сжалась от осознания того, что они с Марьяной зря потратили время. Гул смерти приближался, а повторный кошмар… нет, Роберт не переживет его еще раз.

– Нет, не помнит, – ответила женщина.

Мышцы ног вновь напряглись, окаменели. Роберт не выдержал и поднялся из-за стола.

– Извините, я могу воспользоваться ванной? Мне нужно вымыть руки.

Марьяна и Ольга Стефановна одновременно устремили на него удивленные взгляды.

– Да, конечно. – Женщина махнула в сторону коридора. – Сами найдете? Первая дверь.

Роберт поспешил уединиться.

Содержимое внутреннего кармана пиджака жглось и просилось в руки. Роберт закрыл за собой дверь ванной. Нервные пальцы юркнули в карман и вынули баночку с лекарством, что прописал ему доктор Шилин еще полгода назад, – рецептурное седативное средство.

Два розовых драже перекатились по потной ладони, щелкнули друг о друга. Роберт сунул таблетки в рот, открыл кран и, прильнув к воде, запил лекарство. Сразу стало легче, в ту же секунду, хотя Роберт знал, что действие успокоительного начнется только минут через десять.

Теперь он снова готов был терпеть. И ничего, что Гул приближается, ничего, что кошмар повторится, это ничего, он потерпит.

Роберт набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул. Пригладил перед зеркалом волосы. Из коридора послышался неприятный треск.

– Хочешь, чтобы ничего этого не было? – Шепот возник из ниоткуда, коротким эхом прокатился по стенам ванной.

В зеркале русые волосы Роберта уже приглаживали четыре руки. Две собственные и две чужие, лилово-сизые, с подгнившими ногтями.

Роберт со сдавленным стоном ужаса отпрянул к стене, ударился затылком о стеклянную полку с шампунями. А руки – те, чужие руки, – обхватили его голову и заставили смотреть на себя в зеркало.

– Ты должен найти то, что я хочу. Иначе я повторю самый чудовищный твой кошмар. Я ведь знаю, чего ты боишься… уж я-то знаю, конечно, знаю… о-о, знаю…

Мертвые ладони скрылись за спиной Роберта, и оттуда показалось лицо дяди. Дяди Сережи. Темное, с полопавшейся кожей и слезящимися гнойными глазами.

– Мелкий растяпа, – оскалился дядька. – Я выбью из тебя весь дух, малыш. Как тебе мой ремень? А-а-а? А-а, я спрашиваю? А?

Роберт опустился на пол ванной, его трясло.

Рука скользнула во внутренний карман пиджака, вынула баночку. Большим пальцем он открыл крышку, но высыпать заветные драже на ладонь не успел: кто-то ударил в дверь. Вздрогнув, Роберт выронил упаковку, таблетки рассыпались по кафельному полу.

– Ну какого… а… ну какого, какого… – Рычание Роберта готовилось разрешиться крепким ругательством.

– Роб, ты в порядке? – Это была Марьяна.

И в этот момент он ненавидел ее даже сильнее, чем самого себя. А себя он ненавидел всегда и за все: за трусость, за слабость, за страх, за зависимость.

– Сейчас выйду! – крикнул Роберт, сгребая таблетки с пола.

Он собрал все попавшиеся на глаза розовые шарики, сунул их в карман прямо так, горстью. Пустую баночку выбросил в мусорное ведро под раковиной. Смотреть в зеркало желания больше не возникало, теперь он в полной мере осознал, почему Платов шарахается от зеркал.

Роберт вышел из ванной, стараясь сохранять спокойствие.

Марьяна уже стояла в прихожей и тепло прощалась с хозяйкой квартиры. Увидев Роберта, она махнула ему.

– А вот и Роб. Спасибо, Ольга Стефановна, что уделили нам время.

Женщина с тревогой глянула на фигурки, что свисали с потолка у двери.

– Сегодня впервые за долгое время они затрещали, – прошептала она Марьяне. – Это было утром.

Марьяна постаралась не показывать страха, улыбнулась.

– Спасибо вам. Всего доброго.