Папины дочки - Тасмина Перри

— Сейчас не время, мне надо еще одеться, скоро ехать.

Майкл бросился за ней.

— Может, примем душ вместе? — предложил он.

— Нет, нет, нет, — запротестовала Серена. — Сейчас оденусь, и ты увидишь мое платье. Оно потрясающее. Жди!

Майкл пожал плечами и прошел в ванную комнату, сочтя за благо не мешать Серене наряжаться.

Она осторожно натягивала платье, стараясь не повредить тщательно уложенные в пучок волосы. Орландо Пита для большего эффекта украсил их сзади заколкой в виде черной орхидеи. Наконец Серена была готова и, подойдя к зеркалу, придирчиво оглядела себя со всех сторон.

— Николь Кидман умрет от зависти, — с улыбкой прошептала она, прохаживаясь по комнате.

В спальню вошел Майкл с белым махровым полотенцем вокруг бедер; на его лице и плечах поблескивали капельки воды. Но при взгляде на Серену улыбка исчезла с его губ. Она не сомневалась, что это ее ослепительный туалет произвел на него неотразимое впечатление.

— Господи, Серена! — простонал он.

Она несколько раз повернулась перед ним.

— Потрясающе, правда? Это мне Роман подарил!

— Оно ужасно! — совершенно убитым голосом отозвался Майкл.

Сирена мгновенно перестала улыбаться и застыла в недоумении.

— Оно очень красивое! — возразила она.

— Серена, оно просто ужасно! — упрямо повторил Майкл, уронив на пол полотенце. — Ты выглядишь в нем так, точно собралась на похороны! Это же веселый праздник, сними его немедленно!

Холодный и требовательный тон, которым он говорил с ней, подействовал на Серену угнетающе. Никто еще так бесцеремонно не критиковал ее. Даже отец, называвший Кэт толстушкой, а Венис сушеной воблой, не позволял себе подобных высказываний в ее адрес. В семье к ней относились как к Елене Прекрасной в Трое — осуждали легкомыслие, но всегда восхищались ее красотой.

— Ты хочешь сказать, что тебе оно не нравится? Ее губы задрожали от обиды.

Майкл покачал головой.

— Сними его немедленно!

Он поднял полотенце и, завернувшись в него, пошел к зеркалу сушить волосы.

— Пойди надень то красное от «Валентино», которое я тебе купил, — сказал он, не обращая внимания на ее помрачневшее лицо. — И сними эту похоронную заколку, если не хочешь, чтобы все смеялись над тобой.

— Черт тебя подери! — воскликнула Серена, бросившись в ванную.

Она так резко захлопнула за собой дверь, что защемила подол платья и оно порвалось. В полном расстройстве она села на мраморный пол. У нее еще никогда не было повода усомниться в своем совершенстве. Она верила, что сделала все, чтобы покорить публику в этот вечер, что она будет самой красивой женщиной в платье Романа Лифея. Ведь именно так были одеты женщины, чьи фотографии постоянно печатались в «Вэнити фэр».

Она знала, что выглядит превосходно и что не должна слушать Майкла. Ей следовало прийти в себя, перебороть внезапную слабость и отправиться на праздник как есть, ничего не меняя. Но что-то сломалось у нее внутри, словно подсознательное долго подавляемое ощущение одиночества и отверженности вдруг прорвалось наружу и подкосило ее уверенность в себе. Когда она решила завести роман с Майклом, ее веселил и возбуждал привкус опасности, который исходил от него; он хотел, чтобы она подчинялась ему во всем, и она расценивала это как своего рода игру. Ей льстили его комплименты, нравились драгоценности и наряды, которые он ей дарил, восхищали его ревность и стремление контролировать ее жизнь, потому что ей казалось, что это только подтверждает ее власть над ним. А тут внезапно обнаружилось, что все обстояло иначе. Чем больше она сближалась с ним, тем менее свободной становилась. Когда-то она поклялась себе, что никогда не сделается послушным придатком к какому-нибудь мужчине, как то произошло с Венис. Но вот и сама она столкнулась с деспотической стороной мужского характера и была полностью обескуражена. Как же она не замечала этого прежде? И зачем она вообще стала жить с Майклом Саркисом? Если абстрагироваться от той роскоши, которой он окружил ее, и от развлечений, в которые она уходила с головой, так ли уж она счастлива с ним?

— Серена, возьми себя в руки! — прошептала она, разглядывая свое лицо в зеркале. — Ты не должна так опускаться. Если ты не пойдешь на праздник, это расстроит Майкла. И потом, не забывай: ты в Америке, здесь все по-другому. После такой выходки никто не станет принимать тебя всерьез. А платье — не столь уж существенный вопрос, чтобы придавать ему такое значение.

Она вздохнула и сняла платье, бросив его на пол и подумав, как ужасно будет расстроен Роман, когда выяснится, что она пренебрегла его подарком. Но сожаление длилось всего лишь мгновение. Она вытащила из прически орхидею и направилась в спальню, не обращая внимания на наблюдавшего за ней Майкла. Там она надела длинное шелковое алое платье и массивное бриллиантовое колье, которое ей подарил Саркис. Как ни странно, но она тут же почувствовала себя в этом наряде более сексуальной и искушенной женщиной. Единственное, что ее удручало, — это факт, что она вынуждена была подчиниться воле Майкла.

— Вот так гораздо лучше, — сказал Майкл, увидев ее на пороге спальни. — А теперь надо торопиться, в восемь начинается ужин.

Пятая авеню была заполонена автомобилями, но настоящее столпотворение было у фасада Метрополитен-музея на Восемьдесят второй улице. Черные «лимузины» перегораживали все подступы к зданию, каждый из гостей норовил подъехать поближе, чтобы из салона машины сразу же ступить на красную дорожку, которая вела ко входу. Вокруг суетились журналисты, фотографы, телекорреспонденты и сотрудники модных изданий, которых тщетно пытались оттеснить охранники. За минуту до того как выйти из машины, Серена увидела шествующую по дорожке Дженифер Лопес в длинном белом платье. Ее охватила дрожь волнения, когда она услышала, как репортеры выкрикивали имя актрисы и просили ее улыбнуться, в то время как та грациозно поднималась по огромной лестнице в Большой холл, освещенный тысячами горящих свечей.

Как только Серена оказалась внутри здания, тут же взяла с подноса официанта стакан апельсинового сока. Хорошо, что она все-таки уступила требованию Майкла и переоделась: черное платье и правда могло оказаться не совсем уместным в такой атмосфере. Американская супермодель Эмбер Томпсон, известная во всем мире как самая эффектная платиновая блондинка, явилась на праздник в напудренном сиреневом парике и длинном платье с корсетом, который почти обнажал ее покрытую бронзовым загаром грудь, колыхавшуюся при каждом шаге. «Скорее Мэрилин Мэнсон, чем Мэрилин Монро», — насмешливо отметила про себя Серена. Нет, определенно, экстравагантное черное платье не для этого вечера.

— Ты отлично выглядишь, — подбодрил ее Майкл, похлопав по ягодицам.

Серена примирительно улыбнулась ему в ответ. Теперь в блестящем окружении богемной элиты, в этой роскошной обстановке она почти забыла об их недавней ссоре. Все вокруг говорили друг другу комплименты и посылали воздушные поцелуи. Серена взяла Майкла под руку, гордо шествуя в толпе миллиардеров, режиссеров, продюсеров и звезд. Это было странное сборище. Никакого критерия подбора гостей за исключением двух обязательных факторов — денег и славы. Приглашены были не только актеры и бизнесмены, но и редакторы самых влиятельных глянцевых изданий.