Рай где-то рядом - Фэнни Флэгг

Но если пистолет не Лютера, так чей же?

08:03

Норма проснулась уже после ухода Мэкки на работу. Зевнула, поплелась в ванную и, привычно перечитывая «С добрым утром, я ваш Господь», поймала в зеркале свое отражение. О УЖАС! Весь нос в красной сыпи! Вот и пришла беда. Вот и случилось самое страшное — у нее рак кожи. Норма опустилась на пол, чтобы не упасть без чувств и не разбить голову. Кошмар. Теперь нос отрежут и она станет уродом. «Боженька, за что?!» — взвыла Норма. Юношеские угри ее миновали, в школе у нее не было ни единого прыщика. А теперь Господь ее наказывает. Норма поднялась с пола и еще раз глянула в зеркало. Сыпь никуда не делась. Наверняка не только нос отрежут, но и назначат химиотерапию. Прощайте, волосы! О-о, горе, горе! «Мужайся», — велела себе Норма. В тяжелые минуты она всегда вспоминала малютку Фриду Пушник, которая родилась без рук и без ног, и ее всю жизнь носили на подушке. Но сегодня ничего не помогало Норме. В отчаянии она записалась на прием к дерматологу и помчалась в салон красоты:

— Тотт, успокоительного, срочно! Мне, наверное, отрежут нос!

* * *

Пока дерматолог доктор Стюард изучала ее нос под лупой, Норму мутило. Врач, глядя в увеличительное стекло, спросила:

— Скажите, миссис Уоррен, вы легко краснеете?

— Что? А, да! Очень.

— Так, так, — сказала врач, а сердце у Нормы бешено колотилось. — Есть аллергия на что-нибудь?

— Разве что на китайские блюда… У меня от них щеки горят, но…

Доктор Стюард отошла вымыть руки, и Норма услышала, будто со стороны, свой собственный хриплый голос:

— У меня… рак?

Доктор Стюард посмотрела на Норму:

— Нет. У вас розацеа. Розовые угри. Часто встречаются у британцев, ирландцев и других светлокожих людей. Вы легко краснеете, это один из признаков.

— Правда? А я всегда думала, это от застенчивости. Но отчего сыпь?!

— У вас обострение.

— Отчего?! — повторила Норма.

— Вызвать его могло что угодно… жара, солнце, волнение. Не было ли у вас в последнее время потрясений?

— Были, — со вздохом ответила Норма. — Моя тетя упала с дерева, и… ладно, не стану вдаваться в подробности. Одним словом, хватало потрясений.

* * *

Норма ехала в аптеку, пораженная открытием: оказывается, она совсем не знала себя. Считала себя застенчивой, поскольку заливалась краской от стыда или услыхав неприличный анекдот, а дело-то все в чувствительной коже.

«Разволновалась из-за тети Элнер — и нос обсыпало», — думала Норма, покупая в аптеке мазь. Что ждет ее дальше — представить страшно! Заметив тонометр в углу зала, Норма хотела измерить давление — вдруг за эти дни подскочило до небес? — но одумалась. Если и подскочило, лучше не знать. Лучше просто умереть на месте, чем дрожать из-за результатов анализов, или, не приведи Господь, дожить до пересадки сердца, или влачить последние дни в инвалидной коляске. Кстати, вот и достойная причина отправить тетю Элнер в «Счастливое местечко» и поручить заботам профессионалов — тогда не придется жить в вечном страхе за нее. Нужно дождаться Пасхи, а после праздника серьезно поговорить с тетей.

— Готово, Норма, — сказала аптекарша Хэтти Смит, двоюродная сестра Роберта, покойного мужа Соседки Дороти. Хотя, если верить тете Элнер, Дороти теперь замужем за каким-то Реймондом. — Втирай понемногу, два раза в день, должно помочь.

Вслед за Нормой в аптеку заглянула Ирен Гуднайт и, протянув руки, спросила у Хэтти:

— Это веснушки или пигментные пятна от старости?

Хэтти, глянув на руки семидесятитрехлетней Ирен, соврала:

— Веснушки, конечно.

— Веснушки так веснушки, — кивнула Ирен и ушла повеселевшая.

Хэтти упустила покупателя, но про себя подумала: «Старость и так не радость. Меньше будет знать — крепче будет спать».

06:47

Мэкки выждал несколько дней после возвращения Элнер, прежде чем завести речь о пистолете. На четвертое утро, перед работой Мэкки, они, как обычно, пили кофе на задней веранде, любовались восходом и беседовали.

— Закат вчера был чудный, Мэкки, — восхищалась Элнер. — А день-то как прибавился! Скоро можно будет сидеть на улице до половины восьмого вечера. Я и вчера только в восьмом часу ушла.

— Да, лето уже близко. — Мэкки перевел взгляд на Элнер: — Тетя Элнер, вы знаете, что у вас в бельевой корзине нашли пистолет?

— Правда? — переспросила Элнер невинным голоском.

— Вам ли не знать, верно?

Элнер провожала взглядом кравшегося по двору кота.

— Наш старичок Сонни совсем жиром заплыл, да? — попыталась она увильнуть от опасной темы. — Глянь-ка, и ходит вперевалочку, и…

— Тетя Элнер! — перебил ее Мэкки. — Вы попались, так что выкладывайте, откуда взяли. Лютер клянется, оружие не его. Чье же тогда? Дяди Уилла?

Элнер, помолчав, ответила:

— Много будешь знать, Мэкки, — скоро состаришься.

— Тетя Элнер, это не шутки. Я наврал Норме, что пистолет не настоящий, — вас покрывал.

— Спасибо, дружок.

— Всегда рад помочь. Но мне нужно знать правду. Так откуда?

— Не от Уилла, вот и все, что я могу сказать. — Элнер уставилась в потолок. — Надо бы пройтись метелкой по углам — ты только полюбуйся на эту паутину!

— То есть не скажете, откуда пистолет?

— Сказала бы, дружок, если б могла.

— Хм. Тогда вот что. Вы ничего не натворили? Никого не застрелили?

Элнер засмеялась:

— Спросил тоже! Господь с тобой!

— Ну, откуда бы он ни был, теперь ищи-свищи — я утопил чертову железку в реке. Тетя Элнер, я с вами никогда не ругался, во всем поддерживал. Но именно потому, что я очень вас люблю, мне и не хотелось бы, чтоб вы покалечились или кто-то его нашел и застрелил вас.

Тетя Элнер страдальчески сморщилась:

— Где утопил?

— Неважно. Обещайте с сегодняшнего дня не брать в руки оружия.

— Так и быть… Обещаю.

Мэкки, устыдившись своей суровости, чмокнул тетю Элнер.

— Забыли. Идет?

— Ладно, дружок…

— Мне пора. Я вас люблю.

— И я тебя, — сказала Элнер.

В этот день она получила урок, который мало кому дано испытать на себе: после твоей смерти все твои вещи перероют, так что если тебе есть что скрывать — избавляйся, пока жив!