Цветок Трех Миров - Дмитрий Емец

Рузя удивленно покосился на нее и, отвернувшись, продолжил есть один. Наста так и застыла с разинутым ртом. Она не привыкла еще, что такие вещи происходят наяву.

«Что-то в нем изменилось, – думала Рина, наблюдая за Рузей. – Может, он обиделся на нее за что-то? Хотя, конечно, поводов было миллион… Перестал кормить ее… перестал заботиться, и все сразу обрушилось… Получается, единственное, что удерживало Рузю от занудства, была его заботливая любовь к ней. Сейчас же Рузя даже не знаю кто… тошнот какой-то сонный!»

Рине стало горько и досадно. Ведь любовь, пусть и чужая, это костер, рядом с которым можно греться. А сейчас одна зола осталась от костра. А ведь совсем недавно Рузя был другим! Наста, смеясь, рассказывала, как он посылал с ее телефона эсэмэски: «Я тебя люблю!», получал их и радовался, представляя, что это написала ему она, но увы…

Сейчас перед Риной сидел пухлый, с отвисшими щеками молодой человек и старательно, с полным уважением к пищеварению ел булку.

– Как вы назвали дракончика? – спросила Рина, надеясь расшевелить Рузю.

– Пока никак, – сонно отозвался Рузя.

– Никаком опасно. Значит, будет Васькой.

Рузя приподнял тяжелые веки, слегка пробуждаясь к жизни:

– Почему Васькой?

– Я по кошкам статистику вела. Кот становится Васькой в двух случаях: когда у хозяина плохо с воображением или когда ему изначально придумывают неудачное имя. Например, одна моя подруга назвала своего кота Психопатиус. И что же? Оказалось, длинно. Стала называть сокращенно Психом. Но тут мама встала на дыбы. Короче, кот стал просто Васькой.

– Дракон Васька… – пробуя слово на вкус, повторила Наста. – Нет, вдовы, не нравится! Валяй другое имя!

Рина задумалась. Новое имя шевелилось в ней, как шевелится в памяти забытое название. Ей казалось, что она не придумывает его, а вспоминает… Ну же…

Неожиданно дракончик сильно оттолкнулся задними лапами, раскинул крылья и, пролетев полметра, со звуком выпущенной из катапульты лягушки врезался в стену. Сполз на подушку и обиженно окутался паром.

– Гастрафет! – закричала Рина, и ее веснушки радостно запрыгали, ударяясь о нос. – Мы назовем его Гастрафет!

– Это же, кажется, такой арбалет времен Александра Филипповича Македонского! – удивился Даня.

– Ну да. В живот, кажется, его упирали. Оттого и корень «гастра». Зато имя какое классное!

Наста шмыгнула носом:

– Гастрафет… Ну ладно, по бедности сойдет! Гастритом можно дразнить!

Дракончик Гастрафет икнул и, не решаясь больше довериться куцым крыльям, потащился через колени сидящих шныров к Рузе. Наста, взревновав, взяла его на руки.

Тут же в купе состоялось совещание. Решали, что делать дальше. Макар предложил отцепить последний вагон вместе с растворенными. Все сразу с этим согласились и отправили отцеплять Макара. Тот очень бодро вышел, дошел до туалета и вернулся.

– Отцепил? – ехидно поинтересовался Кирюша.

– А ча сразу я? Я придумал, а отцепляет пусть длинный. Он у нас человек-невидимка…

Даня не сказал ни «да», ни «нет». Он был умен и уклончив, как его прадедушка-академик, который, отвечая на коварный вопрос оппонента, участвовал ли бы он в Гражданской войне на стороне белых, ответил: «Маленький был».

– Берсерки на нас не нападут. Во всяком случае, не в поезде, – сказал Даня.

– А зачем послали оборотня выкрасть цветок?

– Выкрасть и напасть все же разные вещи, господа! Заметьте, оборотень никого не убил… Мы не ожидали от Алисы нападения, и она легко могла прикончить нас всех.

– С удовольствием! Давно мечтаю! – сказала Алиса, звякнув смертными жетонами.

Даня смутился, но тотчас продолжил:

– Итак, оборотень нас не тронул! Недаром это смутило вендов. Почему не тронул? Думаю, мы нужны им живыми до момента, пока не найдем великую закладку. Без нас и без наших пчел ведьмари никогда не обнаружат камень-двойник.

– Даже если будут нас пытать? – хлопая глазами, спросила Лара.

– Я бы начал с тебя! Ты такая мягкая, такая глу-упая! – зарычал Макар, наступая на нее с расставленными руками.

– Ну я же ничего не зна-аю! – кокетливо пискнула Лара.

– Нет, знаешь! Где закладка? Признавайся!

Лара взвизгнула. Макар зажал руками уши, и тут же на пути у него выросла Фреда.

– Вы, двое, вышли в коридор! Там продолжайте свои гормональные игры! Горошко, ручки чешутся? Могу оторвать и почесать! – предложила она тусклым голосом.

Макар отступил. Он не любил, когда его называли «Горошко». Было в этом что-то противно-официальное. Обычно в ШНыре обходились без фамилий. Хватало имен и прозвищ. Мало кто смог бы сразу вспомнить, что у Дани фамилия Кузнецов, у Алисы – Федина, у Фреды – Виноградова.

– Зачем же оборотень цветок пытался хапнуть?

– Вопрос дискуссионный, – охотно отозвался Даня. – Может, надеялся для себя его урвать и устроить Белдо маленький дружеский шантаж на тему «У меня вот есть цветочек. А что есть у вас?». А может, просто берсерки решили не рисковать: камень-двойник найдут шныры, а цветок будет у нас. Вроде как дверь у одних, а ключ от двери у других. Хочешь не хочешь – придется договариваться…

Внезапно Даня прервался, понюхал воздух и спросил:

– Чем так воняет?

– Не воняет, а пахнет. Замороженной мойвой, – Наста понюхала пальцы и прибавила: – Ну или когда-то замороженной мойвой.

Она сидела на верхней полке и кормила дракончика мойвой. Видно было, как он глотает ее не жуя и как мойва протискивается по его тонкой растягивающейся шее по направлению к упитанному туловищу.

– Линзам своим не верю! – воскликнула Фреда. – Она кормит бесценного дракона тухлой рыбой! А если он заболеет, к ветеринару поведешь? Ты в курсе, что на всю Москву не больше трех ветеринаров, умеющих лечить рептилий? А в Питере вполовину меньше!

– Вполовину? А ты в курсе, что три на два не делится? Если, конечно, не собираешься пилить ветеринара циркуляркой! – Наста хладнокровно отправила в пасть дракончику еще одну мойву. – Я так думаю: если он не отказывается, значит, ему можно!