Эликсир и камень - Майкл Бейджент

Фрэнсис Йейтс усматривает влияние Бруно – так же как и Ди – в тексте розенкрейцеровских манифестов. Кроме того, она считает, что и Бруно, и Ди оказали влияние на масонство. К концу шестнадцатого века

«…люди искали в религиозном герметизме некий способ примирения или объединения воюющих сект… Существовало множество разновидностей христианского герметизма, как католического, так и протестантского, и все они открещивались от магии. Что касается Джордано Бруно, то он принял за основу весь магический герметизм Египта, проповедовал некую египетскую контрреформацию, провозглашал возврат к египетской философии, в которой все религии исчезнут в каком-то новом сплаве, призывал к моральной реформе с упором на общественное благо и этику общественной полезности… Где еще можно найти подобное сочетание религиозной терпимости, эмоциональной связи со средневековым прошлым, подчеркивание блага других людей и творческое восприятие религии и символики древних египтян? Думаю, ответ может быть только один – в масонстве… Масонство сформировалось в Англии только в начале семнадцатого века, но у него, вне всякого сомнения, были предшественники, традиции, уходящие в глубь веков… Здесь мы вступаем на зыбкую почву догадок и предположений, но невозможно удержаться от мысли, что именно среди англичан, занятых духовными поисками и, возможно, увидевших в «египетском» послании Бруно проблески света, впервые прозвучали звуки Волшебной Флейты»[200].

Однако мессианский характер герметической деятельности Бруно не помешал ему, подобно Ди, участвовать в земных делах. Известно, что с 1583 по 1586 год сэр Фрэнсис Уолсинтон, друг Ди и главный шпион королевы Елизаветы, получал подробные доклады от своего тайного агента из французского посольства в Лондоне. Доклады касались католических фракций в Англии и Шотландии. Известно, что агентом, от которого поступали доклады, был итальянец, священник или бывший священник, но враждебно настроенный по отношению к Испании и к церкви. Сохранилось несколько его писем, свидетельствовавших о его личном знакомстве с Елизаветой и его верности английскому трону. Профессор Йоркского университета Джон Босси в своей книге, опубликованной в 1991 году, убедительно доказал, что шпионом, действовавшим во французском посольстве, был не кто иной, как Бруно.

Всю жизнь импульсивность и отвага Бруно граничили с безрассудством и беспечностью. Временами казалось, что ощущение собственной мессианской значимости становится у него причиной опасной убежденности в своей неуязвимости – и именно эта убежденность привела его к гибели. В 1586 году – в этом же году прекратили поступать сообщения из французского посольства в Лондоне – Бруно вернулся в Париж. Затем он предпринял путешествие по немецким городам. В 1588 году он шесть месяцев жил в Праге. Не осталось никаких документов, свидетельствовавших о его встречах с Ди, который в это время тоже находился в Богемии, но Бруно встречался с императором Священной Римской империи Рудольфом И. Наконец, в 1591 году Джордано Бруно необдуманно вернулся в Италию. Через год в Венеции его арестовала инквизиция. Его привезли в Рим, где в течение восьми лет подвергали непрерывным допросам и пыткам. В 1600 году Бруно, отказавшийся отречься от своих убеждений и от своих книг, был сожжен на костре как еретик.

В отличие от других средневековых магов Бруно также добился признания в литературных кругах как поэт и драматург. Его литературное творчество как на латыни, так и на итальянском языке до сих пор высоко оценивается критиками. Однако художественные достоинства поэтических сочинений Бруно затмеваются масштабом и влиянием его эзотерических трактатов. Тем не менее из-за своего глубоко личного, в высшей степени своеобразного и нередко хаотичного характера эти работы не получили такой известности, как «Оккультная философия» Агриппы или некоторые произведения Парацельса. Бруно сохранился в нашей памяти больше как личность и как символ, и именно в этом качестве на него ссылаются такие современные писатели, как Джеймс Джойс. Буйная природа его мятежного духа, его фаустовские поиски истины, его вызов Риму и бескомпромиссная неприязнь к церкви – все это сделало его олицетворением ценностей эпохи Возрождения: свободы мысли и творчества, смелости ума, мистической силы и прометеевской страсти. Смерть на костре превратила его в глазах потомков в мученика, отдавшего жизнь за эти идеалы, а также в яркий пример тирании церкви, которая не смогла смыть это позорное пятно и по сей день.

Мировой театр

Тритемий, Агриппа, Парацельс, Ди и Бруно были самыми известными и влиятельными магами эпохи Возрождения, а также личностями, оставившими потомкам самое значительное наследие. Но в то время были и другие, менее известные герметики, которые внесли свой вклад в развитие герметической мысли. Это и Джулио Камилло, чей магический театр талисманных образов оказал влияние на Бруно при адаптации им методов тренировки памяти для целей герметизма. Это и Томмазо Кампанелла, который большую часть жизни провел в тюрьмах инквизиции, избежал казни только потому, что был объявлен сумасшедшим и в своем самом известном произведении «Город солнца» изложил гуманистическую «Утопию» Томаса Мора с позиций философии герметизма. Для целей нашей книги стоит подробнее остановиться лишь на одном человеке, которого можно считать настоящим магом Возрождения и которым заканчивается континуум таких магов. Это еще один англичанин по имени Роберт Фладд.

Фладд (1574-1637) был сыном рыцаря, который пользовался покровительством Елизаветы I и служил военным казначеем во Фландрии. Отказавшись от военной карьеры отца, Фладд изучал медицину в Оксфорде и получил степень магистра, несмотря на то что отрицал официальную доктрину и являлся сторонником Парацельса. С 1698 по 1604 год он путешествовал по континентальной Европе, посетив Францию, Италию и Испанию и прожив некоторое время в Германии. Во время своих странствий он нанимался домашним учителем в семьи знати, в том числе к герцогам де Гизам. В 1605 году Фладд вернулся в Англию, где герметические взгляды и отрицание общепринятых концепций задержали его принятие в Королевский медицинский колледж на четыре года. Тем не менее в 1 боб году ему была пожалована разрешавшая медицинскую практику лицензия врача.

Фладд поступил очень разумно, содержа «красивый дом», в котором имелась своя лаборатория. Здесь он выступал в роли аптекаря, составляя собственные лекарственные препараты, и проводил алхимические опыты. Он также много писал. В его работах чувствуется влияние Агриппы и Парацельса, но больше всего Джона Ди. Однако не существует никаких свидетельств относительно их личного знакомства. И действительно, он никогда не называет Ди по имени – эта оплошность, возможно, объясняется тем фактом, что к этому моменту Ди уже впал в немилость. Тем не менее все работы Фладда несут на себе очевидную печать идей Ди. Вне всякого сомнения, он был связан с некоторыми из бывших протеже и учеников Ди. Возможно, он даже имел доступ к части неизданных работ Ди, касающихся таких разнообразных предметов, как артиллерийское дело и перспектива в живописи, и опубликовал их под своим именем[201].