Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

– Что? – Начальница нахмурилась.

– Да бог с ними! – Он беззаботно махнул рукой. – Речь не о них, а обо мне. Знаете, чем я отличаюсь от остальных?

– Гениальностью? – Лиснянская насмешливо хмыкнула.

– И этим – тоже, – невозмутимо подтвердил Максим. – Но главное: вы мне по-настоящему нравитесь.

Анна Ильинична изобразила на лице изумление.

– Что с тобой, Танкован? Ты не заболел? – Она взяла со столика банку кофе и села рядом с ним на диван. – Может быть, травма головы оказалась слишком сильной? – Начальница старалась держаться спокойно и даже насмешливо, но в голосе ее сквозило едва уловимое волнение.

– Я действительно пострадал в аварии, – жарко зашептал тот. – У меня сотрясение мозга, вы правы… Но, вероятно, именно поэтому я говорю вам то, в чем никогда бы не признался, находясь в здравом уме.

Он убрал руки со спинки дивана и смиренно сложил их на коленях. Щеки его пылали.

Лиснянская избегала смотреть ему в глаза. Она медленно открыла банку и зачерпнула ложечкой кофейные гранулы. Ее рука чуть заметно дрогнула, и Максим краем глаза это заметил. Он в упор, жадно рассматривал профиль своей начальницы. Тонкие волосы зачесаны наверх, один из выскользнувших локонов прикрыл ухо с крохотной золотой сережкой. На носу уточкой виден слой тонального крема. Второй подбородок заметно круглится под скулами. Шея – гладкая, ухоженная, с крупной коричневой родинкой, а руки – белые, полные, с едва заметным пушком. Необъятные груди теснятся в глубоком вырезе блузки. Кажется, между ними можно просунуть ладонь, и она утонет в жаркой расселине. От Анны Ильиничны исходил приторный запах туалетной воды «Кензо».

– Но не волнуйтесь, я нормален, – продолжал шептать Максим. – Когда б я был безумен, я каждый час искал бы пустяшный, глупый повод увидеть вас, перекинуться словом, побыть наедине, пользуясь придуманной необходимостью подписать бумажку или уточнить и без того понятное задание. Когда б я был безумен, я б неумело старался коснуться вас, буквально кончиками пальцев, дотронуться до края одежды, а если повезет, до этой кожи, такой манящей… – Он погладил ее по руке и почувствовал, что она покрывается мурашками. Женщина замерла с не донесенной до стакана ложкой кофе.

– Ты порешь чушь, Танкован, – хрипло сказала она. – Прибереги словоизлияния для безмозглых девочек…

– Когда б я был безумен, – продолжал тот срывающимся голосом, – я бы немел от одной только мысли, что между мной и этой умной, красивой, волшебной женщиной может быть расстояние величиной с ладонь. – Он положил руку ей на колено, прикрытое натянутой, грозящей лопнуть по швам юбкой.

Лиснянская бросила ложку в стакан и наконец повернула к нему лицо. В ее зеленых глазах, подведенных аляповатыми стрелками, отражалась мучительная борьба. Она не верила этому смазливому, пахнущему дорогим одеколоном, честолюбивому мальчику с подвешенным языком.

– Почему же ты в таком случае пренебрег обедом с этой… волшебной женщиной? – Она убрала его руку со своих колен.

– Как раз потому, что я в здравом уме, – пожал плечами Максим, не сводя с нее глаз. – А еще потому… – Он замялся. То, что ему пришло в голову сейчас брякнуть – действительно полный бред. Но как любил хохмить один из его приятелей, «Машу Сашей не испортишь», здесь все средства хороши, даже самые невероятные. Чем бредовее мысль, тем легче ей верят, особенно если она приукрашена полуправдой. – А еще потому, что я встречался с вашими обидчиками.

– С кем? – не поняла Лиснянская. В зеленых глазах мелькнули недоумение и очевидное любопытство.

– С уволенными программистами Сосновым и Визякиным, – нахально заявил Максим. – Они сказали мне, что вы их домогались, пытались затащить в постель… – Он блефовал, чувствуя восторг от того, что ходит по краю.

– Это ложь! – На щеках начальницы выступили пунцовые пятна. – Они сами… то есть я никогда…

– А когда те отказались, вы, мол, их за это уволили, – закончил Максим и невинно поморгал.

– Неправда! Я уволила этих бездельников за то, что они бездари и ничтожества! – Лиснянская, волнуясь, схватила его за руку.

«Шах! – ликуя, констатировал про себя Танкован. Блеф сработал. Значит, он опять попал в точку. – Вот что значит умелый расчет! Остался последний ход, и король ляжет на спину. – Он усмехнулся. – В данном случае – королева…»

– Я им так и ответил, – с грустью сказал Максим. – И влепил пощечину одному из наглецов. Но их было двое, силы неравные… – Он ткнул пальцем в синяк под глазом.

– Это правда? – растерянно пробормотала Анна Ильинична.

Танкован со вздохом кивнул.

– В больнице я сказал, что попал в аварию…

– Зачем? – Ее глаза повлажнели. – Нужно было заявить в милицию.

– Тогда мне пришлось бы рассказывать о причине ссоры. А вмешивать в это дело женщину мне не хотелось… Это было бы подло.

Лиснянская посмотрела на него совсем другим взглядом. Куда-то испарились надменность и ироничная снисходительность. Им на смену пришла неподдельная нежность.

– А я, дура, разозлилась на тебя… – прошептала она и виновато улыбнулась.

– А я хотел сказать вам… – Максим обнял женщину за талию, бугрящуюся жировыми складками, – чтобы вы не спешили меня увольнять… Потому что я люблю вас… – Финальная фраза получилась настолько убедительной – с придыханием, с дрожью в голосе, что он решил запомнить интонацию. В будущем пригодится.

Лиснянская закрыла глаза. Максим увидел небрежно наложенные тени на веках, подрагивающие ресницы с микроскопическими кусочками туши, приоткрытый в волнении рот.

Не раздумывая, он поймал губами ее влажные губы, оказавшиеся на редкость теплыми и сладкими, и мгновенно юркнул руками под блузку. Женщина слабо застонала.

Натренированным движением Максим расстегнул крючки на бюстгальтере, удивляясь их количеству, провел ладонями по спине, согнул руки в локтях, подхватывая тяжелые горячие груди, и потащил блузку вверх, через голову.

– Запри… дверь… – прохрипела Лиснянская.

Он вскочил с дивана, на ходу расстегивая рубашку и брючный ремень, в два прыжка очутился у двери, повернул в замке ключ и так же стремительно вернулся обратно. Женщина успела освободиться от блузки и спутавшегося розового лифчика. Она легла на спину, сунув под голову одну из кожаных подушек. Белые груди с большими расплывшимися сосками свисали с обеих сторон оголившегося жирного торса. Стащив с себя рубашку, Максим бросился сверху на свою начальницу и, осыпая поцелуями ее губы, шею и дрожащую грудь, запустил руки под юбку. Отбросив трусики в сторону, Танкован неуклюже стащил с себя брюки до колен. Задранная юбка стрейч сейчас опоясывала широкую талию Анны Ильиничны.

Полные ноги ходили ходуном и дрожали от возбуждения. Мысленно чертыхаясь, Максим взобрался на начальницу и принялся усердно двигать бедрами.

– Да!.. – стонала женщина, царапая ему спину. – Да… Да…