Поморский капитан - Иван Апраксин

Здесь все было не так. Несмотря на то что Сан-Мало – это Нормандия и считается как бы северным краем, тут уже явственно ощущается теплый воздух юга. Побеленные стены домиков, яркая черепица на крутых покатых крышах, кованые украшения над дверями лавок. И толпа людей в порту, на рыночной площади и в узких улочках, где не разойдутся два человека и куда из-за высоты стен домов никогда не заглядывает солнце. Эта толпа была совсем не похожа на толпы в Нарве или в Або – в ярких одеждах, с причудливыми аксессуарами и раскованные, смешливые люди здесь казались совсем другими.

Рядом с бригом встала на якоря приведенная с собой галера. С нее и пришлось взять шлюпки, чтобы доплыть до пристани, – своих шлюпок не осталось, на них уплыл Хаген со своими молодцами.

В город отправились для начала втроем: Степан с Ингрид и венецианский купец. Больше желающих не нашлось: стрельцы и эстонские рыбаки побоялись оказаться в незнакомом месте, а Василий занемог от полученной раны и слег в жару.

В порту стояло несколько кораблей. Два из них – возле причала, и по мосткам, переброшенным с борта на берег, сновали люди с тюками и бочками на спинах – шла разгрузка. Припортовая площадь была полна народом, на вновь прибывших никто не обратил внимания. Своего странного наряда тут можно было не опасаться: многие были наряжены еще причудливее.

Все первые этажи домов на узких улицах занимали открытые лавки и таверны, из которых слышались разгульные голоса многих мужчин и женщин. Женщин тут было даже больше, чем мужчин, и большинство из них были явно легкого поведения. Порт, куда причаливают корабли, наполненные изголодавшимися во всех отношениях матросами, всегда притягивает искательниц добычи и приключений…

Глядя на этот праздник жизни вокруг себя, Степан опасливо подумал, что стрельцов с корабля не стоит сюда пускать вообще – нечего им тут делать. Разденут, обворуют и обведут вокруг пальца суровых, но простодушных людей. На Святой Руси такого откровенного бесстыдства еще не видывали. Чего только не случается на Руси, бывает и куда похуже этого, но не так напоказ, а скрытно, потаенно – это все же лучше, привычнее.

Покидая бриг, Степан велел команде вооружиться мушкетами и, зарядив их, быть настороже. Никого на корабль не пускать, а если кто подойдет на шлюпке, ни в какие разговоры не вступать.

– Для начала нам нужно найти врача, – сказал синьор Фоскарино, – врач нужен для Дмитрия и для вашего товарища, графа Базилио – тоже.

Сначала Степан не понял, о ком идет речь. Что такое врач? Когда Ингрид объяснила ему значение этого слова, он недоуменно пожал плечами. Разве может быть такая профессия?

У них в Поморье, если человек заболевал или получал ранение, этим занимались бабки, знающие отвары из целебных трав, делающие мази и притирки. Они же умели ворожить, снимать сглаз и порчу, а также вправлять вывихнутые суставы и залечивать сломанные кости.

Были бабки, известные своим искусством, которые могли быстро поставить на ноги занемогшего человека. Таким бабкам везде оказывался почет и уважение. А если, несмотря на все усилия, человек все же умирал, то роптать и удивляться было странно: на все Божья воля…

– Врач учился в университете, – объясняла Ингрид. – Он специально изучал философию и медицину, чтобы лечить разные болезни. У нас в Або есть два врача – оба они учились в университете в Упсале. Услуги их стоят очень дорого, и, конечно, простые люди не могут заплатить.

Теперь, когда он узнал, что такое врач, Степану предстояло запомнить еще одно непонятное слово – университет…

Умом Степан понимал, что сотник Василий прав и верно говорит о том, в чем заключается их долг. Их долг – вернуться на захваченном корабле в Варяжское море и принять участие в Ливонской войне – помочь войску царя Иоанна. Верно и то, что их помощь на море может оказаться весьма ценной. К тому же заманчиво положить начало русскому флоту!

Они так и сделают. Степан Кольцо станет первым русским военным капитаном, и они сразятся за Родину. Но сердцем помор стремился дальше – в далекие неизведанные края. Теперь с каждым днем перед ним раскрывался чудный новый мир – незнакомый, полный загадок, непонятный. Чужие страны, неведомые народы, о которых никогда прежде не слышал!

Чего стоили одни только слова, о значении которых не догадывался, наверное, даже сам ученый старец Алипий в холмогорском монастыре: Венецианская республика, Нидерланды, остров Родос, который захватили злобные турки… А еще такие слова: врач, университет, адмирал…

Хотелось узнавать все больше и больше, идти все дальше и дальше в неизведанное, к чужим нравам, говорам и берегам. Степан, как губка, впитывал в себя услышанные слова, увиденные образы и не мог насытиться.

– А вот и врач, – сказал Марко Фоскарино, указывая на деревянную вывеску над одной из дверей в узкой улочке. На ней был изображен сосуд, а над ним – изогнувшаяся змея.

– Это символ медицины, – пояснил венецианец, поймав в глазах Степана изумление зловещей картинкой. – Змеиный яд часто используется для лечения.

Змеиный яд – для лечения? Помор с сомнением покачал головой. Ну и ну! Стоит ли доверять такому знахарству? Жаль, нет поблизости кемских бабок – с ними было бы куда надежнее. Впрочем, Лаврентий умеет заговаривать раны…

Врача взяли с собой на бриг. Человек средних лет в черном одеянии с широким отложным белым воротником сначала отказывался, требуя привезти раненых сюда, но увидев в руке венецианца золотую монету, тотчас же взял кожаную сумку с инструментами и сказал, что готов.

С пристани помахали руками, и спустя минуту от борта брига отошла шлюпка с Лембитом на веслах, чтобы забрать их.

Первым врач осмотрел боярского сына. Разрезал кафтан и рубаху, долго мял пальцами воспаленную резаную рану в плече. Василий стонал, стиснув зубы и от боли заведя глаза к потолку каюты.

Достав из сумки большую банку с зеленой вязкой мазью, врач густо намазал этим зельем сделанную из разорванной рубахи повязку и наложил на рану. Затем потрогал лоб сотника и сказал, что жар сильный.

– Горит, как в огне, – изрек ученый врач и сокрушенно прикрыл глаза. – Это опасно даже для молодого организма. Нужно попеременно класть на голову смоченную холодной водой тряпку, чтобы остужать жар, а затем – Святую Библию, чтобы вытягивать болезнь.

Библии на корабле не имелось, но синьор Фоскарино успокоил Степана: в его дорожном сундуке все найдется, даже Священное Писание.

– Кто знает заранее, что может пригодиться в пути.

Увидев рану Дмитрия Кордиоса, доктор угрожающе нахмурился.

– Здесь проходят жизненно важные каналы, – сказал он, указывая на верхнюю часть бедра. – По этим каналам душа человека соединяется с телом. В результате ранения канал оказался поврежден.

Он тяжело замолчал раздумывая. При этом доктор шевелил губами, словно говорил нечто про себя. Потом отрицательно мотнул головой, приняв окончательное решение.

– Я дам больному эликсир жизни, – сказал он, доставая из сумки еще одну склянку. – Это чудодейственный препарат, настоянный на корнях африканского гибискуса и на мушках, которые водятся в Индии. Еще древние авторы описывали действие этого средства на раненых… Вот он, я волью больному в рот и еще оставлю немного, чтобы вы потом дали.