Он меня погубит - Оливия Лейк

Я вышел во внутренний двор, вполуха слушая инструкции доктора Мейнса. Осторожно, постепенно, не давить – понял я, понял.

– Она ни с кем не разговаривает… Боюсь, что ее уже не вернуть, – он развел руками, но с оговоркой: – Если все действительно так, как вы рассказали, конечно.

– Здесь миссис Берроуз в любом случае не останется, – холодно ответил я.

– Зря вы так: у нас прекрасная…

– Психушка, – моя улыбка стала ледяной. Доктор дернулся, но спорить не стал.

Я осмотрелся. Выглядело все действительно не страшно: ухоженный небольшой парк со скамейками, осенний ковер из желто-красных листьев, пациенты, неспешно прогуливающиеся по территории. Никто не бегал с криками «фекалии» и Рузвельтом себя не называл, вот только в глазах у тех, с кем я столкнулся взглядом, тотальная пустота.

– Здравствуйте, – я опустился на скамейку, где в одиночестве сидела Джоанна Берроуз. Прошло шесть лет, а я сразу узнал ее, хотя она не осталась прежней. Светлые волосы, собранные в хвост, потускнели, а на красивом лице с тонкими чертами прорезались морщинки. Возраст и страдания наложили свой отпечаток. Надеюсь, радость освобождения вдохнет в нее жизнь и вернет яркие краски.

– Джоанна? – я позвал ее по имени – она даже не шелохнулась, просто смотрела вдаль. – Меня зовут Марк Нортман, вы помните меня? – никакой реакции. Ладно. – Я брат Грея, – то же самое. Черт, неужели все потеряно? Джоанну пичкали транквилизаторами, а это бесследно не проходит. – Мелена в порядке, – я накрыл худую ладонь своей, – я ее очень люблю, и у нас родилась дочь.

Одинокая слезинка сорвалась с длинных ресниц, и Джоанна наконец посмотрела на меня.

– Мелена? Моя Мелена?

– Она по вам очень тоскует. Она все время верила, что вы живы.

Джоанна приложила руку к губам и тихо заплакала. Я не пытался успокоить, просто ждал. Это слезы очищения и возвращения в нормальный мир.

– Гордон запер меня здесь, – сбиваясь, начала она, – хотел, чтобы я всю жизнь страдала, пока реально не сойду с ума. Я пыталась рассказать, объяснить, но меня не слушали. Меня насильно кормили лекарствами, пока я не поняла, что все бесполезно и нужно смириться, только так можно сохранить себя. Я стала покорной. Меня перестали привязывать. Я больше не пила таблетки, а прятала в ножку кровати.

– Все закончилось, – я крепко сжал ее ладонь, – вы больше здесь не останетесь, – а потом посмотрел в глаза и твердо сказал: – Его больше нет. Он поплатился за свои грехи.

– Гореть ему в аду! – со свистом выдохнула она, а в глазах тяжелое облегчение. Я предложил Джоанне руку и помог подняться. Пора возвращаться домой.

Я не повез ее в Монтерей, дал пару дней передышки: ей нужно восстановиться и морально, и физически. На Кайманах будет самое то.

– Марк! – удивился отец, когда я примчался в офис под конец рабочего дня. – Я думал ты в Калифорнии.

– Привет пап, – мы обнялись, и он с жадностью спросил: – Мелену с Кити привез?

– Нет, – осторожно ответил, – я привез кое-кого другого.

– Кого?

– Пап, помощь нужна, – я мгновение сомневался. Все же Джоанна жена врага. Из-за нее убили Грея. – Я нашел мать Мелены.

Отец ошеломленно замер.

– И привез ее к тебе. Эта скотина заперла ее в психушке. Ты не против, что она в твоем доме останется? Не хочу оставлять ее одну у меня. Ей нужно заново привыкать к обычной жизни.

– Бог мой… – прошептал отец.

– Я поеду за Меленой. Уверен, она будет счастлива.

Отец кивнул после продолжительного молчания.

– Не волнуйся, я позабочусь о Джоанне.

Я благодарно кивнул в ответ и быстро поднялся. Мне снова в самолет – я скоро жить в воздухе буду! Но ради дочери и практически жены можно и полетать. Пора нам с Меленой узаконить отношения. Судя по снимку ее стройных ножек – мы с ней заочно помирились, вроде бы…

________________________

* Фото полового члена

Мелена

Сегодня у меня было странно меланхолическое настроение. На калифорнийском побережье, как и в Палм-Бич, осень была мягкой и теплой за редким исключением, конечно, но я всегда ее чувствовала особенно остро. Да, здесь не было настолько заметно увядание природы, но в воздухе разливалась щемящая тоска и запах прохладной свежести.

Я стояла на балконе, кутаясь в вязаный плед, и смотрела на полную луну. А еще поглядывала на экран телефон – тишина. Марк так стремительно улетел, что я не знала, что и думать. Я звонила ему, но он либо не отвечал, либо говорил, что занят. Мне так много нужно было ему сказать, но я решила не докучать ему. Если Марк занят, значит, действительно что-то случилось. Просто так он никогда не пропадает, тем более сейчас – у него есть мы, и за нас он всегда волнуется.

Я открыла сообщения и еще раз оценила три варианта дома, которые Марк скинул, чтобы я выбрала. Предложение он мне еще не сделал, а обручальное кольцо я уже надела. Мы не прояснили все окончательно, но уже думаем, где будем жить вместе. У нас есть дочь, но мы не женаты. В общем, делать наоборот – наше все.

Я покрутила мессенджер вверх, туда, где был дикпик от Марка. Естественно, он удалил его (с нашим-то уровнем киберпреступности!), а вот я нет – пусть любуется! За свою репутацию я не волновалась: нет ее. Но поскольку я больше не крутилась в высшем обществе, то это никого не волновало. Я была просто Меленой Аллен, а скоро стану Нортман. Опять начнется светская жизнь, но с Марком мне ничего не страшно.

Я вернулась в спальню и скинула плед. Скоро полночь, и Кити потребует еды. Я подошла к видеоняне – вроде спит. Над кроваткой мелькнул размытый силуэт, и я нахмурилась. Неужели Дороти караулит? Хм, эта чрезмерная опека!

Я пошла в детскую. Подошла к кроватке – Кити спала. Я погладила ее по головке: не буду будить, вдруг она расщедрится и решит отказаться от ночного кормления. Зажгла ночник и села в кресло-качалку – спать не хотелось. Может, попробовать Марку позвонить?

Я достала из кармана халата телефон, но не успела даже разблокировать экран: от пышной шторы отделилась тень – у меня все внутри похолодело.

– Телефон сюда быстро!

Сталью мелькнуло лезвие, и я бросила мобильный на пол, а потом прошептала:

– Билл?!

Я не узнавала своего холеного бывшего мужа в этом худом мужчине. Всклокоченные волосы, старая футболка не по размеру и взгляд. Да, глаза пугали особенно – злобные и безумные.

– Что, изменился?

Я помолчала. Изменился не то слово! Снаружи он стал именно таким, опустившимся и гнилым, каким всегда был внутри.

– Что тебе здесь нужно? – я собрала волю в кулак, скрывая дрожь в голосе и ледяной ужас в душе. Я боялась за дочь.