Лучшие рассказы - Нил Гейман

Весну сменило лето. Зиму – весна.

Гордон чувствовал себя опустошенным. Днем он работал для клиентов: проектировал, контролировал работу строителей и подрядчиков, – а ночами делал то, что хотел: разрабатывал конкурсные проекты музеев, галерей, общественных зданий. Иногда его проекты удостаивались похвал и их печатали в архитектурных журналах.

Белинда стала работать с крупными животными, и это ей нравилось, – ездила на фермы, осматривала лошадей, овец и коров. Иногда брала с собой детей.

Однажды, когда в загоне она преследовала козу, которая не хотела, чтобы ее ловили, а тем более осматривали, у нее зазвонил телефон. Она достала телефон, а коза пялилась на нее с противоположной стороны поля боя:

– Да!

– Угадай, что у меня?

– Привет, дорогой. Хм. Ты выиграл в лотерею?

– Нет. Но близко. Мой проект музея Британского наследия попал в шорт-лист. Правда, мои конкуренты крепкие ребята. И все же я в шорт-листе!

– Вот здорово!

– Я поговорил с миссис Фулбрайт, и она отпустит свою Соню посидеть с детьми. Так что сегодня вечером у нас праздник.

– Ужасно рада. Люблю тебя. Ну, я пошла к своей козе.

Во время чудесного праздничного ужина они выпили слишком много шампанского. А ночью в спальне, когда сняла серьги, Белинда вдруг сказала:

– Может, посмотрим, что нам там понаписали?

Гордон был уже в одних носках. Он посмотрел на нее без улыбки:

– Мне не хочется. Сегодня такой день. Зачем его портить?

Она убрала серьги в шкатулку и заперла ее на ключ. И сняла чулки.

– Наверное, ты прав. Могу себе представить, что там написано. Я – пьяница, и у меня депрессия, а ты – жалкий неудачник. А мы между тем… Ну, я ведь и вправду в подпитии, но я не об этом. Он лежит у нас на дне ящика, этот конверт, совсем как «Портрет Дориана Грея»[44].

– «И только по кольцам на руках слуги его опознали». Да. Помню. Он был в школьной программе.

– Знаешь, чего я на самом деле боюсь? – сказала она, надевая ночную рубашку. – Что то, что там написано, – реальная история нашего брака, а то, что есть у нас, – всего лишь красивая картинка. Что там все правда, а у нас – наоборот. Послушай, – она говорила внятно и серьезно, потому что была немного пьяна, – тебе не приходит в голову, что у нас все слишком хорошо, чтобы быть правдой?

Он кивнул.

– Иногда приходит. Сегодня например.

Она вздрогнула.

– А может, я и в самом деле пьяница со шрамом на щеке, а ты трахаешь все, что движется, и Кевин так и не родился, и все остальные ужасы тоже с нами случились?

Он встал, подошел и обнял ее.

– Но это неправда, – твердо сказал он. – Реально вот это все. Ты, я. На этом листке записана просто история. То есть просто слова.

И он поцеловал ее, и прижал к себе, и больше они не произнесли ни слова.

Через долгих полгода проект Гордона был признан победителем, хотя в «Таймс» его назвали «агрессивно модерновым», в специальных журналах признали старомодным, а один из членов жюри сообщил в интервью «Санди телеграф», что это «единственный компромиссный проект, за который готово было проголосовать все жюри».

Они переехали в Лондон, а дом в Престоне сдали художнику с семьей, потому что Белинда ни за что не хотела его продавать. Гордон с головой ушел в работу над своим проектом. Кевину было уже шесть, а Мелани – восемь лет. Мелани в Лондоне было страшновато, зато Кевин его любил. Правда, оба они поначалу переживали из-за того, что им пришлось оставить друзей и школу. Белинда нашла работу на полставки в Кемдене, где три дня лечила в клинике домашних животных. Но ей не хватало ее коров.

Дни в Лондоне перетекли в месяцы, а месяцы – в годы, и хотя время от времени возникали проблемы с деньгами, Гордон был по-прежнему воодушевлен. Приближался день начала строительных работ.

Однажды Белинда проснулась слишком рано и долго смотрела на спящего мужа в бледно-желтом свете уличного фонаря. У него уже появились залысины, и волосы на макушке поредели. Белинда подумала, что если бы она вышла замуж за лысого, это бы мало что изменило. В принципе они счастливы. В принципе все хорошо.

И ей захотелось узнать, что сталось с теми, в конверте. Она чувствовала их присутствие, как что-то гнетущее и сухое, там, в дальнем углу спальни, где они были заперты подальше от греха. И ей внезапно стало жаль Белинду и Гордона, оказавшихся в том конверте и ненавидящих друг друга и все вокруг.

Гордон захрапел. Она нежно поцеловала его в щеку, приговаривая: «Ш-ш-ш». Он перевернулся и перестал храпеть, но не проснулся. Она прижалась к нему, а вскоре и сама заснула.

На следующий день после ланча, во время разговора с поставщиком тосканского мрамора, Гордон вдруг удивленно поднял руку к груди и сказал:

– Мне ужасно жаль…

Колени у него подогнулись, и он упал. К тому времени, когда приехала «скорая», он был уже мертв. Ему было тридцать шесть.

Вскрытие показало, что у Гордона от рождения слабое сердце, и оно могло остановиться в любой момент.

Первые три дня после его смерти Белинда ничего не чувствовала, практически ничего. Она утешала детей, разговаривала со своими и его друзьями, со своими и его родственниками, мягко и вежливо принимала соболезнования, как принимают ненужные подарки. Она слушала, как другие оплакивают Гордона, а сама никак не могла заплакать. Она все делала правильно, но не чувствовала абсолютно ничего.

Мелани, которой уже исполнилось одиннадцать, как будто смирилась с утратой, а вот Кевин забросил и книги, и компьютерные игры, не выходил из своей комнаты и только молча смотрел в окно.

На следующий день после похорон родители вернулись к себе за город, забрав с собой детей. Белинда ехать отказалась, сославшись на дела.

На четвертый день после похорон, застилая кровать, на которой спала вместе с Гордоном, она наконец заплакала, мощные рыдания сотрясали ее тело, а слезы капали прямо на покрывало, и из носа текли сопли, и она вдруг села на пол, как марионетка, у которой обрезали нити, и сидела так почти целый час, осознав, что никогда его больше не увидит.

Она вытерла лицо, отперла ящик с драгоценностями и достала из него конверт. Вытащив из конверта кремовый листок, пробежала по нему глазами. Та Белинда, напившись, разбила машину, и у нее должны были отобрать права. Они с Гордоном почти не разговаривали. Он потерял работу полтора года назад, и теперь коротал время в их доме в Солфорде. На жизнь зарабатывала одна Белинда. Мелани отбилась от рук: как-то, прибирая у дочери в комнате, Белинда обнаружила заначку из пяти- и десятифунтовых купюр. Мелани не пожелала объяснять, откуда взялись деньги у одиннадцатилетней девочки, она лишь смотрела на родителей, поджав губы, а затем удалилась в свою комнату. Ни Гордон, ни Белинда не стали дальше расспрашивать, боясь того, что могло обнаружиться. Дом в Солфорде был сырым и темным, с потолка огромными кусками отваливалась штукатурка, и они, все трое, постоянно болели.