Охотники за голосами - Роман Романов

Во всем древнем хаосе страстей и желаний не было одного элемента – предохранителя, который мог бы обеспечить устойчивость человеческому роду. Не было специальных людей, которые бы санкционировали, доносили, контролировали, несли персональную ответственность и планировали работу царя и за царя. И тем самым делали бы его власть прочной и долговечной, а жизнь рода человеческого – понятной и спокойной.

Я было обрадовался, что нашел такого персонажа, обратил из внутреннего созерцания свой взор на этого сибирского царька и его необычного слугу и расстроился. Царька оплакивали многочисленные жены, а слуга стоял связанный перед другим верзилой.

Я сразу туда, являюсь к нему в темницу и натурально спрашиваю: что ты, мол, не насоветовал своему начальнику про этого конкурента? Он в испуге обозвал меня каким-то страшным словом, пал ниц и как на духу объяснил. Вот, мол, служил верой и правдой, ходил к самому царю, а был всего лишь равный среди низших и безоружных, да еще и обзываем и бит нещадно в пьяном угаре по праздникам. Поддался на подлый соблазн царева брата и показал ему родник, из которого воду царю приносил и в который, конечно же, благородный братец подсыпал яду. Теперь, значит, у его трех жен пять премиальных мешков риса от нового царя, а его самого вместе с детьми мужского полу казнят.

Мне, конечно, захотелось плеваться от таких дешевых манипуляций с премиальными мешками и гордыней слуги, но ведь слуга-то был не обычный. Делать нечего, познакомился и заключил свой первый контракт с настоящим человеком. Звали его Чин, что значило на их языке что-то вроде «дубовый зад» или «железный копчик».

Всю ту ночь тысячелетней давности я показывал ему его собственное ничтожество и скудоумие, удивляясь глупости бывшего царя: тот ведь советовался с Чином как с родичем или жрецом, да еще по секретным вопросам. На следующий день Чин, точно по моей науке, попросил стражников хоть одним глазком увидеть нового царя, а когда его привели в царские покои, сказал:

– О великий из величайших царей всей равнины от гор до моря (это, понятно, такой льстивый заход, ибо все царские владения можно было разглядеть с царского крыльца без бинокля). Дай мне лишь один шанс, и я тебе пригожусь. Выполни мою просьбу, о великое солнце моей ничтожной души.

Авдий с довольным видом подсобрался в креслице Ибрагима Петровича и продолжил:

– В этот момент я не удержался и организовал два раската грома среди ясного неба и поставил подножку их главному шаману. Царь счел это за высший знак и обещал выполнить последнюю просьбу несчастного Чина, про себя сожалея, что горшок и кувшин в его спальню заносить в силу кадрового дефицита пока некому. Чин (вот смышленый человек был, в отличие от тебя) в этот момент смиренно опустил голову и таинственным голосом попросил остаться с царем один на один. Шаман с братьями и женами вышли. А Чин, припав к уху властителя, жарко зашептал:

– О великий царь, возьми меня, выйди ко всем и скажи: «Вот мой главный горшочник. И кто обидит этот почетный чин – меня обидит! А кто худое на него задумает – тот на царство мое худое задумал. А кто ослушается его в делах по воде и пище моей – тот меня ослушался!». – Как сделаешь это, подожди до завтра, и если не казнишь – скажу другое слово тебе.

Из-за грома и споткнувшегося шамана, а еще больше из-за шанса выйти из кадрового тупика, царь согласился. «Чин дал, чин взял, – думал он. – А что, очень даже интересно, это ж ведь ни у одного царя до края Великого Болота нет такого подчиненного: главный горшочник! (в этот момент царь испытал приятную негу от чувства собственной значимости и всемогущества).

Сделал царь так, как нашептал ему Чин. На второй день увидел он, что народ кланяется шельме и каналье Чину по дороге к царской резиденции, руки к нему тянет, мол, скажи царю о нужде нашей. И в гости приглашают, и девок незамужних под его взгляд подталкивают.

Вот дошел Чин до царя и молвил бодрым и преданным голосом:

– О великий царь, солнце мира и подобие божества! Ты подарил мне самый счастливый день моей жизни, о котором раньше я и мечтать не смел! Царь чуть хитро улыбнулся, вспомнив о темнице и желании казнить подельника по госперевороту. А Чин продолжал:

– Буду верно служить тебе до самой смерти и детям положу служить детям твоим! (царь благосклонно кивнул своей царской головой). Выполни мою вторую просьбу! (солнце мира слегка напряглось и с интересом посмотрело на главного горшочника). У тебя ведь еще много братьев, а преданный Чин всего один! Мне можно доверять больше, чем любому простолюдину, или твоему брату, или третьей теще, ибо я обязан только тебе одному. Но я слаб и тщеславен, и ты это знаешь! Выйди на крыльцо и скажи всем: «Вот мой главный горшочник, но служба его тяжела и опасна! Будет у него старший горшочник, младший горшочник и надзиратель за царским родником. А еще будет главный советник по надзору за пищей, которого будут слушать все повара в нашем славном царстве. И каждый будет получать с руки моей, и будет низший слушать высшего, а высший отвечать за работу низшего! И каждый будет стараться по чину своему, а иначе по соответствующей процедуре будет направлен в сельское хозяйство, а чин займет более достойный из стада моего!»

Подумал царь о непредвиденных расходах, засомневался, хотел было уже отказать новоиспеченному вельможе, но тут я, хитрый Авдий, еще раз изобразил раскаты грома, легким ветерком пронесся над царским ухом и потусторонним голосом едва слышно шепнул Царю: «Зачем слабому царю то, что все равно растащат завтра по-тихому, или отберут более сильные, или дети пропьют по соседним странам?»

«Действительно зачем? – подумал царь вслух. – Я тут езжу с воинами, дань с горных дуболомов собираю, оставляю свои казны и продовольственный фонд без присмотра, опять же болтаются вокруг моего царского жилища разные родственички, никакого порядку! Решено, буду лучше десятую долю на вас тратить!

И сделал царь, как просил его Чин.

На третий день Царь после первого же доклада должностных лиц узнал про свое племя, родственников, себя и внутриполитическую обстановку в царстве больше, чем за несколько лет объездов и боевых походов. Например, он выяснил, кто незаконно пьет из его родника (корова родной тетки царевой племянницы), что повара немытыми руками вытаскивали мух из его блюд. И еще узнал массу полезной информации, в том числе о недовольстве и мятежных помыслах среднего брата своего. Родственничка он тут же после совещания отправил под присмотром отдельного походного горшочника, назначенного из милости к брату, покорять южных дуболомов, заодно наградив его званием главного царского фельдмаршала. Родное племя преисполнилось трепета и почтения перед великим царем, которому подчинялось столько великих начальников и вельмож. При этом в народе много говорили о новом, доселе неизвестном слове – «порядок», и сравнивали царя сразу со всеми древними истуканами из священного болота.

Царь, впечатленный таким количеством оперативной информации, эффективной профилактикой очередного бунта и возможностью есть, не боясь яда или мух, на третий день сам вызвал главного горшочника к себе в покои:

– За два дня я стал более велик, чем все мои предки! Я стал более многочисленен, чем вся моя многочисленная родня. Я готов дать тебе десять премиальных мешков бобов и риса, но, может быть, у тебя есть еще какое-нибудь желание?