Регресс - Алина Распопова

– Что с тобой, Александр?…

Мне казалось, мои руки превращаются в крылья. Я был уверен, что моё тело сейчас каким-то непонятным мне образом изменяется, я взлечу и начну парить.

– Что со мной? Кто я сейчас? – выдавил я нависшему надо мной Майку.

– Да у тебя жар…

Опыт Закхера играл со мной сейчас злую шутку. Прежние ощущения возвращались ко мне.

– Мои руки?… Что с ними? – теребил я друга.

– Александр, да что с тобой? Успокойся, успокойся, – пытаясь сдерживать меня, твердил Майк.

– Кто я? Как выгляжу? – вырывался я.

– Ты выглядишь, как и прежде. Но у тебя жар…

Мне нельзя было болеть. В Аптауне все потому так были озадачены здоровым образом жизни, что больным в этой части города было не место. Людей в Апатуне не лечили, их отправляли вниз. Профилактика заболеваний, их предотвращение – были девизом аптаунцев. Если же организм человека давал сбой… Аптаун был уровнем не для больных и калек, а для здоровых, полных энергии людей. Заболев, в Аптауне я продержусь не дольше трех дней, а дальше Система сочтет меня недееспособным и опустит вниз.

Остаток пути я провел, словно в бреду. Мне чудилось, что руки мои превращаются в крылья, что кожа моя покрывается шерстью, что сзади растет хвост. Воспоминания обо всём пережитом в ходе эксперимента Закхера вызвали в моей нервной системе сильнейший сбой. Потом Майк сказал мне, что теряя сознание, я твердил только одно: «Дух первичен, он есть…».

Когда, по прошествии суток, наш поезд наконец-то добрался до пункта назначения, я уже почти пришел в себя. Только легкая слабость в теле выдавала во мне остатки пережитой «болезни». По дороге, украшенной переливающимися горными водопадами в чужих окнах и с засыпанными мусором каньонами в моём окне, мы приблизились к Индианаполису. Экраны окон остальных пассажиров погасли, и теперь все они, так же как и я, могли лицезреть действительность – усыпанное отбросами подножие города.

– Ну, вот и добрались, – произнес над моим ухом Майк. – Соберись, Александр. Скоро будешь дома…

Моё зрение, слух, до сих пор ещё выкидывали остаточные «сюрпризы», однако ни один сканер, ни один самый чувствительный датчик не мог зарегистрировать этот факт. Позволив мне проделать на межуровневом лифте путь наверх, Система разрешила открыть передо мной дверь.

Когда я, в сопровождении Майка, переступил порог собственного дома, все мне показалось внутри него другим. В убранстве, облике моей квартиры ничего не изменилось. Тело Эльзы полицейские давно убрали, мебель, прочие вещи стояли нетронутыми, однако в этом месте, казавшимся мне раньше таким родным, всё теперь было не так. Мой дом остался прежним, однако, изменился я. Приключение, заставившее меня увидеть то, о чем раньше я даже не подозревал, превращения, показавшие мне совершенно иную жизнь, не отпускали. Мой дом казался мне теперь чужим. Я расслабился только тогда, когда после изрядной порции алкоголя, принесенного ко мне с риском для своей репутации Майком, плюхнулся на кровать и почувствовал, как мягкое интеллектуальное одеяло обволакивает меня, готовя массажем ко сну.

Мой отпуск был окончен, завтра я должен был вернуться к работе, смысла в которой больше уже не видел. Я уснул…

Я медленно плыл в окружающей меня пустоте. Блаженная безмятежность, состояние абсолютного покоя, ничто сейчас не тревожило, не волновало меня. Я ушел от всего, провалился в умиротворяющее бесчувствие и всё это только лишь для того, чтобы вот так, отгородившись от мира, просто спокойно подумать. Это был третий раз, когда я сознательно отправлял себя в небытие.

Когда это случилось в первый раз, Закхер был изумлен. Никак не ожидал он ещё раз столкнуться со мной, не помышлял о том, чтобы увидеть меня на пороге собственного дома. Я помню, как озадаченно чесал он свою косматую голову, как нервно хрустел костяшками пальцев, слушая меня. После нашей первой встречи, я уезжал от профессора в полной уверенности, что больше ни за что не захочу продолжить наше знакомство. А тут пришел сам. Появился у него уже через год с новой формулой вещества, способного безболезненно совершить надо мной регресс и, умоляя повторить этот процесс вновь. Как же долго отпирался тогда Закхер, мне пришлось уговаривать его. В научных кругах очень сдержанно отнеслись к опубликованным им работам, его опыты сочли «сырыми» и противоречащими Системе. Я же убеждал вернуться к ним снова. А виною всему был Майк. Это он, по возвращении домой, раструбил повсюду о случившейся со мной ошибке Системы. Эх, Майк, Майк… Ты всего лишь хотел внедрить в Систему разработанный тобою проект, осуществить свой план. Мог ли ты подумать тогда, что произойдет? Позже тебе пришлось признать, что даже твой совершенный разум, не смог просчитать получившийся исход. Твой гениальный ум не учел одного – озлобленные, вымотанные неустроенностью собственного быта «низы» только и ждали удобного случая, чтобы поднять бунт. Они не стали разбираться в ситуации, не стали слушать, к чему ты призывал, эти люди поняли только одно – Система совершила ошибку, а значит, каждый из них теперь имеет право подняться наверх. Все они сочли, что находятся внизу ошибочно. Люди бросили свою работу и стали требовать того, чтобы каждому из них открыли доступ в Аптаун. Для нас наступили тогда тяжелые времена. Не ведая о том, чем мы занимаемся, обитатели Даунтауна и Мидлтауна хотели разделить с нами имеющиеся у нас блага. Безоблачной мечтой, раем на земле представлялся им наш верхний уровень. И вот уже каждый не просто стремился попасть наверх, а добивался этого, настаивал, угрожал. Кто бы мог подумать, что я, сам чуть было не пострадавший от несправедливости устройства Системы, впоследствии буду отстаивать её. Надо признать, тогда именно благодаря ей был сдержан натиск на Аптаун «низов». Даже чуть было не выведенная этими вандалами из строя, она надежно заблокировала им доступ на верхние этажи. Однако это было только начало всех наших злоключений. Трудно стало тогда, когда жители низов перестали выходить на работу к нам в Аптаун. Я хорошо помню то время, когда в ресторанах стало некому принести еды, никто не мог отогнать машину на стоянку, без ответа оставался любой заказ. Исчезли продавцы из магазинов, уборщики с улиц, весь обслуживающий персонал. Мы просыпались с ощущением того, что жизнь остановилась. Тротуары покрывались пылью, поступающий снизу товар так и оставался на складах. Забастовка продолжалась две недели, после этого жители низа сами стали постепенно возвращаться к своим рабочим делам. Они ничего не добились и решили вернуть себе остатки прошлого заработка. Им пришлось разгребать всё то, что пришло в запустение без них, мы же, жители Аптауна, осознали острую необходимость заменить тех, кто выполнял наверху физический труд. Тогда-то и было принято решение о внедрении Роботизированной системы выполнения задач. Отложив свои научные работы, я, как и многие другие ученые, занялся чисто прикладными вопросами. Я работал над автоматизацией системы транспортирования товаров. Многое уже было сделано до нас. Аптаун был довольно неплохо оснащен, однако, те пробелы, которые существовали в действующей системе, казалось, были неразрешимы. Кому доверить мелкие операции? Как запрограммировать робота на выполнение непрогнозируемых задач?… Вот тогда-то я и вспомнил о Закхере. Мысль о том, чтобы обратиться к профессору родилась у меня совершенно случайно. Тогда я уже жил в Европе. Мой переезд, предстоящая женитьба постоянно отрывали меня отдел. Всё сложнее было мне сосредоточиться на поставленных задачах, всё труднее улавливалась суть. А ведь было, существовало в природе то состояние, которое позволяло достигнуть максимальной концентрации на объекте, в котором так легко думалось. Вернувшись от Закхера, я получил в скором времени сразу три награды и очередную ученую степень за то, что пришло в голову мне тогда, в квартире профессора. Мои работы хвалили, кто-то называл их революционными, кто-то удивлялся им, кто-то завидовал мне, а я молчал. Мне не хотелось рассказывать о том, что всё это я разработал, находясь в теле простейшего одноклеточного организма. Мне было стыдно признать, что та, такая жалкая и презираемая всеми форма жизни, как нельзя лучше помогала разуму творить. Вот и сейчас я плыл в безмятежности зная, что сейчас моё сознание заключено в оболочку всего лишь одной клетки. Сейчас я амеба, примитивное одноклеточное существо. Закхер, наверняка, в этот момент наблюдает за мной в микроскоп. Это ведь уже третий раз, когда я, вот так без предупреждения заваливаюсь к нему и прошу его снова провести надо мною регресс.