Регресс - Алина Распопова

А между тем на экране очередная игра света Закхера заставила рыбку в аквариуме беспомощно забить распадающимся на части хвостом. Плавники, чешуя, слазили с тела, оставляя обнаженной прозрачную плоть. Закхер едва успел вытащить из аквариума занявшего место рыбы дождевого кольчатого червя.

– «Lumbricus terrestris», – пояснил Закхер. – Голубчик, вы просто классический пример. Вы превращались именно в те организмы, строение которых в качестве базовых рассматривается в каждом учебнике зоологии.

Закхер, тот, что был на экране, посадив червя в банку с землей, принялся с интересом рассматривать его. Я видел, как очки его почти вплотную приблизились к червю, но в тот момент я уже не ощущал присутствия рядом профессора. Вгрызаясь в почву, я, будучи червем, протискивался вглубь.

– Расскажите, поведайте мне, что вы чувствовали в тот момент? – принялся трясти меня за руку Закхер.

– Лучше вы расскажите, зачем вы запустили ко мне его? – спросил я, указывая на экран, где профессор, принеся другого, такого же, как я червя, опустил его в мою банку с землей.

– А это… – улыбнулся профессор. – Я хотел проверить, как будет действовать на вас такой же, как вы индивид.

Закхер сорвался с места. Через минуту он вернулся, неся в руках склянку, заполненную дождевыми червями.

– Это ваше потомство, – произнес он.

Я не верил своим ушам.

– Вы хотите сказать…

– Да, вы размножились…

– Мерзость, – выпалил я. – Это отвратительно. Вы грязный человек и ваши опыты… Они безнравственны… Вы используете животные инстинкты, которым нельзя противостоять…

Я негодовал. В то время, когда я не мог сопротивляться, он делал со мной всё, что хотел. Закхер полностью воспользовался моей прежней беспомощностью, а мне теперь было стыдно о происшедшем даже вспоминать.

– Посмотрите, посмотрите, голубчик… – уже тянул меня за рукав Закхер, заставляя бросить взгляд на экран, где в ускоренной съемке уже отображалось новое существо. Там под микроскопом Закхер разглядывал амебу. – Вот оно! Одноклеточное – последнее звено вашего регресса и первое в новой цепочки вашей же эволюции…

Я заворожено смотрел на экран. Вот оно, то невероятное состояние, в котором я достиг наивысшей продуктивности собственного ума. Мне не верилось… Я схватился за планшет. Я спешил записать все те идеи, что пришли мне в голову тогда. Мысли охотно вылетали из-под пальцев.

Закхер терпеливо ждал.

– Смотрите, – позвал я его, – вот это всё, что я понял тогда, те задачи, которые удалось решить.

Мы оба с удивлением смотрели на только что сохраненный мною файл. Получалось, маленький одноклеточный организм, полностью доверенный своим обитанием судьбе, способен был на большее, нежели мозг самого сложноорганизованного существа. Проявления ума ограничены возможностями тела, это я уже давно осознал. Будь у амеб возможность поведать свои мысли, достучись мы до их замкнутого восприятия – многие проблемы современности были бы решены… Объединение разума таких одноклеточных в управляемые системы помогло бы совершить рывок в современной науке. Биокомпьютер?… Нет, это было бы нечто большее!

На экране последовала цепь моих обратных превращений. Снова дождевой червь, потом рыба, лягушка, ящерица…

– Стоп, – засигналил я Закхеру. – Остановите запись, тут какая-то ошибка…

Всполошившись, Закхер поспешил нажать кнопку «Пауза».

– А где же кадры с записью того, как я был насекомым? – спросил я.

– Насекомым? – удивился Закхер. – Голубчик, вы уверены, что были насекомым? Именно насекомым?

– Ну, конечно, я хорошо помню, как летал, как играл с прочими… мухами. Я был насекомым и в процессе регресса и на обратном пути.

– Не может быть… – озадаченно чесал свой косматый затылок Закхер. – И вы точно это помните? Вы уверены?…

– Ну да! – начиная злиться, закричал я.

– А ну-ка расскажите мне об этом подробнее.

– Да что тут рассказывать! – продолжал злиться я. – После того, как вы превратили меня в жабу, я полетел… И потом, на обратном пути, я тоже летал. Я кружился по всей комнате, а когда появились другие насекомые мы тоже летали, все вместе… А потом… Разве вы не видели?…

Закхер удивленно смотрел на меня.

– Ваши камеры дали сбой? Они не записали этого? А ваши приборы? Давайте посмотрим их показания, – не унимался я.

– Боже мой, боже мой, голубчик, какие игры разума… Это потрясающе! – заворожено повторял профессор, удерживая меня. – Вы не представляете… Ведь ничего этого не было!

– Как не было? – возмутился я.

Для меня Закхер был обманщиком, человеком, способным наговорить мне что угодно. Но для чего ему отрицать происшедшее сейчас?

– Александр, голубчик, вы не были тем, кого описываете. Да и как вы могли стать насекомым, это отдельная ветвь эволюции… Нет, нет, это невозможно. Но это так удивительно! Видимо ваш мозг при трансформации дал такой сбой. Это состояние, в котором вы, как вам кажется, побывали, видимо не что иное, как ваше разыгравшееся воображение, – переубеждал профессор меня.

– Но ваши животные, другая комната…

– Я приносил вас туда, чтобы посмотреть взаимодействие индивидуумов с равноценными умственными способностями, заключенные в разные тела…

– Но я летал, я видел всё это сверху…, – не унимался я.

– Это не что иное, как объемные галлюцинации. У людей случается такое при воздействии наркотических веществ…

Закхер отказывался понять меня. Значит, он ничего не видел, ничего не знает ни о моём полете, ни даже о моем поступке по спасению от гибели такого же, как и я существа. Единственной полезной вещи, которую я смог сделать во время своего регресса-эволюции, которой мог бы гордиться, не существовало. Всё, пережитое тогда было настолько реально, что я готов был чем угодно поручиться за то, что не мой разум, а аппаратура Закхера дала сбой. Однако чтобы утверждать это, нужны были доказательства, а у меня их не было. Во мне снова осталось ощущение, что профессор и на этот раз обманывает меня.

Мы досмотрели запись. Когда последний кадр мелькнул на экране и погас и я, и профессор, мы оба поняли, что теперь у нас есть средство, способное доводить процесс регресса-эволюции до успешного конца. Годилось ли оно для всех или действовала исключительно на меня? Сможет ли помочь оно ещё кому-то вернуть свой облик?

Однако другой, самый главный для меня вопрос оставался пока открытым. Что дал процесс регресса-эволюции мне? Смогли он вызвать то самое обещанное изменение моей внешности, которого будет достаточно, чтобы Система «ошиблась» при взгляде на меня? Попаду ли я снова когда-нибудь домой?

Когда Закхер запустил свою технику, выданные за несколько секунд результаты показаний приборов, заставили меня радостно вскрикнуть. Изменение каждого из параметров, контролируемых Системой, колебалось в пределах 5,4–6,5 %. Общее изменение внешности составляло 6,2 %. Это было то, что нужно.